Литература в эпоху ренессанса. Литература итальянского возрождения Писатели эпохи возрождения

Литературой эпохи Возрождения (середина XV - начало XVII в., для Италии - с XIV в.) вписана одна из самых блестящих страниц в историю художественного и духовного развития человечества. Необычайные ее успехи объясняются особенностями исторического периода XIV-XVII вв., когда в недрах старого феодального строя вызревал новый капиталистический уклад. Классическая характеристика Возрождения дана Ф. Энгельсом во введении в "Диалектику природы": "Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными. Наоборот, они были более или менее овеяны характерным для того времени духом смелых искателей приключений".

Литературу эпохи Возрождения отличает новое гуманистическое мировоззрение, главное в котором - выдвижение на первый план человека (homo) с его раскрепощенным, освобожденным от средневековых догм разумом и сферой чувств, признанной достойной самого пристального внимания. Борьба за то, чтобы человек стал человечнее, т.е. разумнее и добрее, стала основной темой в произведениях титанов литературы Возрождения. Большую помощь в этой благородной борьбе оказывало им обращение к поэтическому творчеству своих народов, где издавна вырабатывался идеал человека, и к античной культуре времени ее расцвета, которая тоже давала образцы высокой человечности.

Для литературы Возрождения характерен реализм, преодолевающий средневековый аллегоризм, который не был полностью изжит в городской литературе. При этом ренессансному (возрожденческому) реализму присущи такие соответствующие эпохе черты, как титанизм характеров героев, широта показа действительности с воспроизведением ее противоречий, введение в картину действительности элементов фантастики и приключений, имеющих фольклорную основу, оптимизм, порожденный верой в человека. Все названные черты ренессансного реализма с большой силой проявились в творчестве титанов художественной мысли Шекспира, Сервантеса, Рабле и других.

Литература Возрождения не была однородной. Если на раннем этапе Возрождения в той или иной литературе ясно ощущалось присущее гуманистам "жизнерадостное свободомыслие" (Ф. Энгельс), вера в торжество добрых начал, то в произведениях позднейшего времени заметно ощущение кризиса гуманистических взглядов, чувствуется ущербность, трагизм. Так как эпоха европейского Возрождения была временем формирования наций и национальных языков, то литература эпохи рассматривается в связи с историей страны, национальным характером народа и т.д.

Итальянская литература Возрождения

Итальянская литература Возрождения - наиболее ранняя из всех европейских ренессансных литератур. Данный факт объясняется сравнительно ранним вступлением Италии на путь буржуазного развития. Уже к концу XIII в. в Италии заметно интенсивное развитие городов и торговли, впереди которых идут Флоренция, Болонья, Падуя, ставшие колыбелью новой, гуманистической итальянской культуры и литературы. Важную роль сыграло и то, что на территории Италии лучше, чем в других странах, сохранилось античное культурное наследие, ставшее одной из опор гуманистического мировоззрения.

В развитии итальянской литературы Возрождения различаются четыре этапа. Первый из них (конец XIII - начало XIV в.) - Предвозрождение, лишь подготовка Возрождения. Второй (XIV в.) знаменует собой раннее Возрождение и характеризуется особенно бурным его развитием. На третьем (XV в.) - в зрелом Возрождении - уже ощущается начало кризиса гуманизма, определенная утрата литературой ее прежних характерных для XIV в. демократических тенденций, связанных с изменениями во внутриполитической жизни итальянских городов (замена свободных коммун синьориями, представляющими собой зародыш абсолютистского государства). Четвертый этап (конец XV - XVI в.), позднее Возрождение, характеризуется его постепенным закатом, оскудением его литературы, вызванными общим упадком Италии с усилением феодально-католической реакции и в связи с ухудшением ее международного положения после открытия Америки и перемещения мировых торговых путей.

Наибольшие художественные ценности мирового значения созданы в итальянской литературе Предвозрождения, когда творил Данте, и в раннем Возрождении, ознаменованном творчеством Петрарки и Боккаччо.

Данте Алигьери (1265-1321) - "колоссальная фигура", "последний поэт Средневековья и вместе с тем первый поэт Нового времени" (Ф. Энгельс). Не лишенный еще ряда средневековых представлений, Данте одновременно нес миру свежее гуманистическое видение окружающего, высказывая свои мысли со всей страстностью, присущей пролагателю новых путей, и в этом его величие.

Поразительны у Данте его политическая страстность, глубокое понимание им перспектив общественного развития. Именно данное понимание заставило его, выходца из старинного дворянского рода Флоренции, связать себя с городской флорентийской коммуной, стать членом одного из его цехов (аптекарей и врачей), а затем сделаться настолько видной политической фигурой, что в 1300 г. он был избран членом коллегии семи приоров, управляющих Флоренцией. Активная натура, он усиленно боролся против тех, кто угрожал свободе родного города (местные ростовщики и предатели, римский папа Бонифаций VIII). Изгнанный вскоре (в конце 1301) из Флоренции в связи с победой там враждебной ему партии черных гвельфов, сторонников папы, приговоренный в случае самовольного возвращения во Флоренцию к сожжению на костре, Данте и в этой трудной ситуации не сложил оружия, не был духовно сломлен. Наоборот, именно в годы изгнания он сформировался в деятеля нового времени, который стал говорить от имени не только разъединенной Италии того периода, но и от имени всего человечества, которое он хотел видеть живущим в таком обществе, где было бы покончено с несправедливостью, когда "одни правят, а другие страдают".

Новое в литературной деятельности Данте дало о себе знать в раннем произведении - "Новая жизнь" (1291), своеобразном соединении прозы со стихами, посвященными искренне любимой Беатриче. Книга прославляет и воспевает любовь, которая в средневековой клерикальной литературе третировалась как греховное чувство, а в рыцарской лирике не всегда была искренной.

Немало нового, предвосхищающего мысли гуманистов последующего поколения, содержится в научных трактатах Данте, созданных уже в изгнании (1303-1312), не лишенные подчас серьезных противоречий, эти трактаты в целом были прогрессивны для своего времени. Это относится и к "Пиру", написанному вопреки традиции не на латыни, а на народном языке, где автор приглашает простолюдинов вкусить от научных знаний (отсюда название "Пир"). Еще более это касается трактата "О народном красноречии", где утверждается право народного итальянского языка стать вместо обветшалой латыни языком науки и литературы. Третий из трактатов - "О монархии", находившийся до 1896 г. в списке запрещенных Ватиканом книг, выражает протест против претензий римско-католической церкви на политическую власть и вместе с тем мечту о прекращении войн в едином всемирном государстве.

В изгнании Данте создает и венец своей поэзии - "Божественную комедию" (1313-1321), состоящую из трех частей - "Ад", "Чистилище" и "Рай", названия которых соответствуют представлениям средневекового человека католической Западной Европы о загробном мире. Однако фантастические картины загробного мира лишь отдаленно напоминают те, с которыми встречаются в средневековых "видениях". У Данте они превращены в средство отклика на сугубо земные дела, вызывающие критику и осуждение ("Чистилище", "Ад") или возвеличивание ("Рай"). Поэт нового времени чувствуется в Данте при изображении двух противоположных полюсов загробного мира - ада и рая - в том, кого и за что он туда помещает. Видно, что принцип определения преступности для находящихся в аду у него гуманистический: строжайшего наказания, по мнению Данте, достоин лишь тот, кто причинил людям большое зло.

Страшная казнь - погружение живым в кровавый кипяток - придумана поэтом для тех, "кто жаждал золота и крови", ввергал народы в кровопролитные войны. Именно этой казни подвергнут находящийся в седьмом круге ада "бич земли" Аттила и другие завоеватели чужих территорий. Не догмами католицизма, а соображениями гуманизма руководствовался Данте, помещая в ад римского папу Николая III и намечая поместить рядом с ним его преемника Бонифация VIII. Требовался колоссальный разрыв с католическим средневековым представлением о святости пап, чтобы двух из них поместить в один из самых страшных (восьмой) кругов ада. К тем же, кого Данте как "последний поэт Средневековья" в силу до конца не преодоленных им отдельных средневековых представлений решает поместить в не столь мучительные круги ада, поэт относится скорее с сочувствием, чем с осуждением. Это подтверждается отношением Данте к своим собратьям по таланту - античным поэтам, которые хотя и не попадают в рай (поскольку - язычники), но и не мучаются, находясь в Лимбе (первом немучительном круге ада), и встречей с которыми он, избравший себе в проводники по аду Вергилия, гордится. Не следованием церковным и феодальным догмам во взгляде на земную любовь, а глубоким сомнением в их правильности продиктовано поэту глубокое сострадание к Франческе да Римини и Паоло - жертвам любовной страсти.

В "Чистилище" и "Рае" также немало доказательств гуманизма поэта, можно заметить вполне земное намерение его выразить мечту о таком миропорядке, который во всем противостоял бы миру алчности и насилия, царившему в жизни Италии. В облике одного из обитателей "Рая", "старца в ризе белоснежной", видится гуманистический идеал человеческой доброты. Поэт нового времени дает о себе знать в Данте при изображении "Рая" и тогда, когда, еще в большей мере преодолевая средневековые догмы, он помещает там двух добродетельных язычников (Траяна и Рифея) и намекает на пересмотр участи некоторых находящихся в аду, в нарушение рокового "Оставь надежду...", полностью устами апостола Петра осуждает папство.

Глубоко прогрессивные для своего времени мысли облечены Данте в "Божественной комедии" в высокохудожественную форму. Поэт проявил себя большим мастером стройной композиции, обрисовки пейзажа, мудрой краткости речи.

Франческо Петрарка (1304-1374) - младший современник Данте, яркий представитель итальянской литературы раннего Возрождения. Вместе с тем и он подчас не чужд противоречий, порожденных воздействием Средневековья, что заметно в его трактатах. По-ренессансному многосторонняя и активная натура, большой знаток античности, основатель классической филологии, мыслитель, политик, распространитель идей гуманизма далеко за пределы Италии - вплоть до далекой Чехии, где он побывал в 1356 г., Петрарка вошел в историю мировой литературы прежде всего как великий поэт.

Хотя при жизни ему наибольшую славу доставила латинская поэма "Африка", за которую он в 1341 г. был увенчан лаврами, последующие поколения справедливо оценили его как автора сборника стихов на итальянском языке "Канцоньере" ("Книга песен"). Главное место в них принадлежит стихам о любви к Лауре. Непроходящая ценность этих стихов - в пристальном, гуманистическом внимании поэта к внутреннему миру человека, в прославлении в отточенной форме сонета чувства любви, полного красоты, драматизма, облагораживающей силы.

Замечательны помещенные в этом сборнике канцоны, посвященные судьбе Италии: "Италия моя...", "Высокий дух..." и др. Они пронизаны глубоким патриотическим чувством, жаждой мира. Чувство негодования характерно для стихов Петрарки, как и для его публицистического труда "Письма без адреса", обличающего папскую курию за царящие в ней пороки. Патриотическая и гневная лирика Петрарки сыграла значительную роль в освободительном движении в Италии XIX в. Бессмертна и его любовная лирика, породившая множество подражаний и сохраняющая сама по себе немеркнущую свежесть и славу.

Джованни Боккаччо (1313-1375), в отличие от своих предшественников и учителей Данте и Петрарки, по преимуществу поэтов, проявил себя более всего в художественной прозе. Он стал, по существу, ее родоначальником в Италии и одним из ее зачинателей в Европе. Будучи личностью активной и всесторонней, он много сделал и в других областях общественной и научной деятельности. Он был знатоком не только римской, но и греческой античной культуры, выполнял дипломатические поручения Флорентийской республики, являлся сторонником республиканского образа правления и ненавидел тиранов: "Нет жертвы, более угодной Богу, чем кровь тирана". Он стал первым биографом Данте и комментатором его "Божественной комедии", о которой читал лекции флорентийцам.

Как художник Боккаччо в лучших своих произведениях - яркий выразитель характерных для Возрождения "жизнерадостного свободомыслия" и реализма в литературе. Данный факт был заметен уже в его психологической повести "Фьяметта" (1343), в поэме "Фьезоланские нимфы" (1345) и особенно проявилось в знаменитом сборнике новелл "Декамерон" (1353). В нем исключительно выпукло выражено и утверждение новой гуманистической морали, и прославление активного, жизнерадостного человека, и отрицание показного аскетизма и в то же время лицемерия, характерных для служителей церкви. Утверждение оптимизма чувствуется уже в обрамлении сборника - в предшествующем самим новеллам авторском рассказе о десяти жизнерадостных молодых людях - семи женщинах и трех юношах, удалившихся во время чумы 1348 г. за город, чтобы в течение десяти дней (отсюда и название сборника, означающее по-гречески "десятидневие") укреплять свой дух рассказами о победе разумного и светлого над глупым и темным, отжившим, которое подчас приводит к трагедиям. Защита нового и критика старого, средневекового, осуществлена в самих новеллах, будто бы "рассказанных" десятью собеседниками, в действительности созданных автором на основе народного творчества и вложенных в уста десяти молодых людей. Разнообразные в тематическом отношении, новеллы больше всего разрабатывают тему обличения пороков духовенства, монахов, тему любви и тему приключений, в которых выявляется ум человека, его находчивость, выдержка, остроумие. Причину разврата и лицемерия духовенства автор-гуманист видит в таком неразумном, противоестественном установлении католической церкви, как безбрачие духовенства, издавна вызывавшее нападки со стороны средневековых "еретиков".

Тема любви и семейной жизни трактуется в "Декамероне" тоже в плане гуманистического отрицания сословного неравенства, защиты прав женщины на свободный выбор в любви и т.д. Автор осуждает суровые нормы феодального быта, приводящие к трагедиям. Он раскрывает красоту любовного чувства, пробуждающего в человеке все лучшее. Примечательно, что носителями наибольшей красоты чувств - верности в любви, способности в борьбе за торжество любви переносить всевозможные испытания - оказываются у Боккаччо чаще всего люди из простого народа, а не из знати. В этом проявляется демократизм Боккаччо. Демократизм автора заметен и в стиле этого произведения с его живостью повествования, подчас фривольным юмором - во всем, чему писатель учился у народа. Иногда в стиле Боккаччо чувствуется и влияние античных авторов.

В творчестве Боккаччо осуществлен значительный шаг вперед в укреплении позиций гуманизма в итальянской литературе. Как мастер новеллы он проложил путь для позднейших новеллистов, произведения которых, как и его самого, становились источником сюжетов для великих драматургов Возрождения, в том числе для Лопе де Вега и Шекспира.

В XV-XVI вв. в итальянской литературе Возрождения все более нарастают кризисные явления. Хотя количество писателей, выступающих в различных жанрах, увеличивается по сравнению с ранним Возрождением, их творчество уже не достигает той идейной и реалистической силы, которая была присуща Данте, Петрарке, Боккаччо. Даже наиболее яркие и талантливые поэты Л. Ариосто (1474-1533), автор поэмы "Неистовый Роланд", и Т. Тассо (1544-1595), поэма "Освобожденный Иерусалим", не избежали противоречий.

Часть вторая.
ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

ВВЕДЕНИЕ

Со второй половины XV. столетия Европа вступает в одну из замечательнейших периодов своей истории, получивший название эпохи Возрождения. Основные черты социально-политической жизни и экономики, культуры и искусства этого периода нашли исчерпывающее объяснение в блестящей характеристике, данной Энгельсом. "...Королевская власть, опираясь на горожан, сломила мощь феодального дворянства и основала крупные, по существу национальные монархии, в которых получили свое развитие современные европейские нации и современное буржуазное общество; и в то время как буржуазия и дворянство еще ожесточенно боролись между собой, немецкая крестьянская война пророчески указала на грядущие классовые битвы, ибо в ней на арену выступили не только восставшие крестьяне, - в этом не было ничего нового, - но за ними показались начатки современного пролетариата с красным знаменем в руках и с требованием общности имущества на устах. В спасенных при гибели Византии рукописях, в вырытых из развалин Рима античных статуях перед изумленным Западом предстал новый мир - греческая древность; перед... светлыми образами ее исчезли призраки средневековья; в Италии достигло неслыханного расцвета искусство, которое явилось точно отблеск классической древности и которое в дальнейшем никогда уже не подымалось до такой высоты. В Италии, Франции, Германии возникла новая, первая современная литература; Англия и Испания пережили вскоре за тем свою классическую литературную эпоху. Рамки старого Orbis terrarum были разбиты; только теперь, собственно, была открыта земля и положены основы для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла в мануфактуру, явившуюся, в свою очередь, исходным пунктом современной крупной промышленности. Духовная диктатура церкви была сломлена; германские народы в своем большинстве приняли протестантизм, между тем как у романских народов стало все более и более укореняться перешедшее от арабов и питавшееся новооткрытой греческой философией жизнерадостное свободомыслие, подготовившее материализм XVIII столетия.

Это был величайший прогрессивный переворот, пережитый до того человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страстности и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были чем угодно, но только не буржуазно-ограниченными. Наоборот, они были более или менее обвеяны авантюрным характером своего времени. Тогда не было почти ни одного крупного человека, который не совершил бы далеких путешествий, не говорил бы на четырех или пяти языках, не блистал бы в нескольких областях творчества (...именно не только в теоретической, но также и в практической жизни...) ...Люди того времени не стали еще рабами разделения труда, ограничивающее, калечащее действие которого мы так часто наблюдаем на их преемниках. Но что особенно характерно для них, так это то, что они почти все живут всеми интересами своего времени, принимают участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются, кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим. Отсюда та полнота и сила характера, которая делает из них цельных людей. Кабинетные ученые являлись тогда исключениями; это либо люди второго и третьего ранга, либо благоразумные филистеры, не желающие обжечь себе пальцев..." {Маркс-Энгельс, Сочинения, т. XIV, стр. 475-477.}

Эта характеристика эпохи Возрождения целиком приложима и к Англии, которая была, как и другие европейские страны, захвачена этим бурным переворотом, создавшим новые общественно-политические условия и новую культуру, отличную от средневековой.

В эпоху так называемого "первоначального накопления" Англия вступает на путь капиталистического развития. В стране растет и крепнет буржуазия, во все области экономической жизни внедряются капиталистические отношения. Возникает капиталистическая мануфактура, растет и ширится торговля, вовлекающая Англию в сношения с отдаленнейшими странами мира.

Продуктом этого развития явилась абсолютная монархия, возникшая в Англии в конце XV в. и достигшая своего высшего расцвета в XVI в. "...К счастью для Англии, - пишет Энгельс, - старые феодальные бароны перебили друг друга в войнах Алой и Белой Роз" {Маркс-Энгельс, Сочинения, т. XVI, ч. II, стр. 298.}. Ослабление феодального дворянства позволило теперь осуществить то, о чем тщетно помышляли все английские короли, начиная с Вильгельма Завоевателя, - создать сильную королевскую власть, держащую в подчинении всю страну и все сословия.

Вступивший на престол по окончании войн Алой и Белой Роз Генрих VII стал сильною рукой утверждать строй абсолютной монархии, который еще более окреп при его преемнике Генрихе VIII. Оба эти монарха из династии Тюдоров заложили основы английского абсолютизма; который достиг вершины своего могущества в царствование Елизаветы. Парламент, продолжавший существовать при Тюдорах, превратился в более или менее послушный рупор волеизъявлений самодержавного монарха.

Новое дворянство, создавшееся при Тюдорах, служило одной из опор абсолютной монархии. Наследники старых феодальных баронов, большей частью также отпрыски этих старых фамилий вели, однако, свой род от столь отдаленных боковых линий, что они составили совершенно новую корпорацию. Их навыки в стремления были гораздо более буржуазными, чем феодальными. Они прекрасно знали цену деньгам и немедленно принялись вздувать земельную ренту, прогнав с земли сотни мелких арендаторов и заменив их овцами. Генрих VIII массами создавал новых лендлордов из буржуазии, раздавая и продавая за бесценок церковные имения; к тому же результату приводили беспрерывно продолжавшиеся до конца XVII столетия конфискации крупных имений, которые затем раздавались выскочкам или полувыскочкам. Поэтому английская "аристократия" со времени Генриха VIII не только не противодействовала развитию промышленности, но, наоборот, старалась извлекать из нее пользу" {Маркс-Энгельс, Сочинения, т. XVI, ч. II, стр. 298.}.

Другой опорой английского абсолютизма была растущая буржуазия, которая нуждалась в сильной королевской власти для защиты своих экономических интересов.

Могущество королевской власти, сумевшей подавить своевольных феодалов, еще более возросло в результате реформации. Генрих VIII покончил с господством римских пап над английской церковью. Отказавшись повиноваться власти папы, король объявил себя верховным главой церкви, получившей название англиканской. Церковное управление попрежнему оставалось централизованным, но теперь его возглавлял король, назначавший высших церковных сановников-епископов. Как глава церкви Генрих VIII конфисковал все монастырское имущество в свою пользу. Монастыри были закрыты, монахи - изгнаны, и все монастырские земли отошли в казну короля, который бесконтрольно ими распоряжался. Таким образом при Генрихе VIII в руках короля была сосредоточена не только светская, но и духовная власть. Реформация породила обширную богословскую литературу, отражавшую борьбу католицизма и протестантства; но литературными достоинствами обладали лишь немногие ее памятники: "Книга о мучениках" (The Book of Martyrs, 1563 г.) Джона Фокса (John Foxe, 1516-1587 гг.), рассказывающая о христианских великомучениках всех веков, но особенно подробно - о преследованиях протестантов в период католической реакции при Мария Тюдор. Второе значительное произведение этой литературы "Законы церковного устройства" (The Laws of Ecclesiastical Polity, 1593 г.) Ричарда Гукера (Richard Hooker, 1554-1600 гг.), которые содержат изложение основных доктрин англиканской церкви.

Реформация сделала общедоступной библию, текст которой католическая церковь запрещала переводить. В XVI в. и начале XVII в. появляется десять "переводов библии, начищая с перевода Вильяма Тиндаля (1525-1535 гг.). Все эти переводы послужили подготовкой для окончательного, так называемого "авторизованного текста", созданного 47 переводчиками и выпущенного в 1611 г. Распространенность библии обусловила значительное влияние ее языка на повседневную речь и литературу.

Новое дворянство и буржуазия оказывали поддержку королевской власти не только потому, что они боялись повторения феодальных междоусобий, страх перед которыми был жив еще тогда, когда Шекспир писал свои пьесы-хроники из истории Англии. В обществе была сила, которой они опасались больше всего. Это - народные массы Англии, обездоленные и доведенные до отчаяния страданиями и бедствиями, ставшими их уделом.

"В истории первоначального накопления, - пишет Маркс, - составляют эпоху перевороты, которые служат рычагом для возникающего класса капиталистов, и прежде всего те моменты, когда значительные массы людей внезапно и насильственно отрываются от средств своего существования и выбрасываются на рынок труда в виде поставленных вне закона пролетариев. Экспроприация сельскохозяйственного производителя, обезземеление крестьянина составляет основу всего процесса" {Маркс-Энгельс, Сочинения, т. XVII, стр. 784.}.

Англия времен Возрождения пережила три таких переворота, приведших к созданию огромной массы обездоленных, поставленных вне закона пролетариев. Одним из первых мероприятий Генриха VII по укреплению королевской власти и уничтожению дворянского своеволия был роспуск феодальных дружин. Еще более широкой по своему значению была экспроприация крестьян, что составило одну из основ капиталистического развития Англии. Когда выяснилась выгодность торговли шерстью, крупные землевладельцы стали превращать свои земли в пастбища. Для этого они сгоняли "крестьян с занимаемых ими участков, на которые крестьяне имели такое же феодальное право собственности, как и сами феодалы" {Там же, стр. 786.}. Современник этой эпохи Гаррисон (William Harrison, 1534-1593 гг.), составивший знаменитое "Описание Англии" (Description of England), с возмущением рассказывает о губительной для крестьян экспроприации. Это обезземеливание крестьянства, проводившееся в форме так называемых "огораживаний", принесло неисчислимые бедствия огромной массе трудового народа, который был лишен крова, пищи и работы.

И, наконец, "насильственная экспроприация народных масс получила новый ужасный толчок в XVI столетии благодаря реформации и сопровождавшему ее колоссальному расхищению церковных имений. Ко времени реформации католическая церковь была феодальной собственницей значительной части английской земли. Уничтожение монастырей и т. д. превратило в пролетариат их обитателей" {Маркс-Энгельс, Сочинения, т. XVII, стр. 789.}.

Маркс описывает ужасные последствия, которые принесла "первоначальное накопление" для жизни народных масс. "Люди выгнанные вследствие роспуска феодальных дружин и оторванные от земли насильственной, осуществлявшейся толчками экспроприацией, этот поставленный вне закона пролетариат поглощался развивающейся мануфактурой далеко не с такой быстротой, с какой он появлялся на свет. С другой стороны, люди, внезапно вырванные из обычной жизненной колеи, не могли столь же внезапно освоиться с дисциплиной новой своей обстановки. Они массами превращались в нищих, разбойников, бродяг - частью добровольно, в большинстве случаев под давлением необходимости" {Там же, стр. 802.}.

Бесчеловечные законы против бродяжничества усугубляли страдания народа, доведенного до последней степени отчаяния. Уже во времена Генриха VI впервые возникают крестьянские бунты против огораживаний. Волнения и бунты крестьян были частым явлением в английской деревне времен Возрождения.

Самым значительным и наиболее драматичным эпизодом борьбы английского крестьянства за сохранение земли было восстание, возглавляемое Робертом Кетом и происшедшее в Норфольке в 1549 г. По свидетельству современников, восставшие крестьяне заявляли: "Мы не можем дольше переносить столь большие и жестокие несправедливости, мы не можем дольше, сложа руки, допускать произвол аристократии и сельского дворянства, лучше нам взяться за оружие, лучше привести в движение небо и землю, чем терпеть такие ужасы... Мы снесем изгороди и заборы, засыплем канавы, вернем общинные земли и сравняем с землей все без исключения загородки, возведенные с позорной низостью и бесчувственностью". Жестокими расправами ответил господствующий класс на все попытки крестьян отстоять свои права.

Восстание Кета еще долго жило в народной памяти, и Шекспир отразил это во второй части "Генриха VI", перенеся некоторые его черты в изображение более раннего восстания Джека Кеда. Шекспир показывает социальное недовольство, двигавшее бунтовщиками Кеда, приписывая им требование, чтобы "все государство стало общим достоянием" и чтобы "не стало денег"; ("Генрих VI", ч. II, акт IV, 2).

Англия эпохи Возрождения характеризуется резкими противоречиями и контрастами, из которых наиболее значительным было противоречие между растущим богатством господствующих классов и увеличивающейся бедностью народа. Буржуазные историки обычно игнорируют это противоречие, выдвигая на первый план такие положительные факты, как рост промышленности и торговли, развитие культуры и литературы и т. д. Особенно много похвал буржуазная историография расточает царствованию Елизаветы. Но сама королева после одного путешествия по Англии вынуждена была признать бедственное положение народа, что - вполне в духе классического Ренессанса - она выразила в латинском восклицании: "Pauper ubique jacet!" (Бедняки валяются везде!). Возрождение было "эпохой величайшего прогрессивного переворота", но этот прогресс был куплен ценой тягчайших бедствий, ценой пота и крови народа. Если автор "Утопии" саркастически говорил об удивительной стране, в которой "овцы поедают людей", то автор "Короля Лира" создал потрясающий символ трагических противоречий Англии своего времени, изобразив обезумевшего старика, бродящего в бурю по степи и изливающего все горе исстрадавшегося народа.

Вы, бедные, нагие несчастливцы, Где б эту бурю ни встречали вы, Как вы перенесете ночь такую С пустым желудком, в рубище дырявом, Без крова над бездомной головой?..

Рост политического могущества страны сопровождался ожесточенной политической борьбой между силами старого феодального общества и новой монархией.

Оплотом общеевропейской реакции был католицизм, имевший своих сторонников и на Британских островах. Краткое царствование Марии Тюдор (1553-1558 гг.), известной в истории под именем Марии Кровавой, характеризовалось реакционными тенденциями, получившими особенно яркое выражение в феодально-католической реакции. Эти тенденции нашли своего представителя в лице шотландской королевы Марии Стюарт, которая после смерти Марии Тюдор притязала на английский престол.

Все эти попытки феодально-католической реакции в Англии опирались на поддержку внешних сил. Блюстительницей старых порядков и хранительницей католицизма в Европе была испанская монархия. Политическая и религиозная реакция в Англии опиралась на поддержку Испании, которая проявляла большую заинтересованность в английских делах. Брак, заключенный между Марией Тюдор и королем Испании Филиппом II, давал ему формальное право на вмешательство в жизнь Англии.

С воцарением Елизаветы (1558 г.) все попытки внутренней реакции были обречены на провал. Правительство молодой королевы энергично их подавляло. Оставалась единственная надежда на вмешательство извне. Англо-испанское соперничество обострилось. На протяжении почти тридцатилетнего периода происходили столкновения между двумя державами - репетиции решительной схватки, которая произошла позже. Дело заключалось не только в борьбе политических принципов. Между Англией и Испанией возникли острейшие экономические противоречия, ибо молодая английская держава выступила как конкурент могущественной Испании в борьбе за колонии и в морской торговле. Чтобы покончить со своей соперницей, испанский короле Филипп II решил нанести ей сокрушительный удар, к которому он долго и тщательно готовился. Испания построила огромный флот, так называемую Непобедимую Армаду.

Летом 1588 г. к берегам Англии приблизилось 130 испанских судов. Общий тоннаж Армады составлял почти 60000 тонн, на кораблях находилось около 25000 человек. Этой вооруженной силе Англия противопоставила флот из 197 кораблей, общий тоннаж которых был вдвое меньше испанского. В английском флоте только 34 судна принадлежали правительству. Остальные корабли были частными. Этот факт очень показателен, ибо он свидетельствует о том, что буржуазия была глубоко заинтересована в отражении испанской интервенция. Народ также оказал решительную поддержку королеве. Рабочие и ремесленники, узнав об опасности, грозящей родине, бесплатно работали в доках, на верфях, в арсеналах и мастерских, чтобы снарядить флот для борьбы с Испанией. Многочисленные добровольцы шли во флот, чтобы бороться за сохранение национальной независимости Англии. Помимо огромного патриотического энтузиазма, англичане имели еще одно преимущество перед своим врагом. Испанский флот состоял из больших и малоподвижных кораблей, тогда как маленькие английские суда отличались большой маневренной способностью. Благодаря этому английским судам удалось нанести чувствительный удар Армаде. Что начато было людьми, довершила природа. Поднялась буря, которая разнесла корабли Непобедимой Армады. Только половина судов вернулась в Испанию.

Это была решительная победа, знаменовавшая вступление Англии в первые ряды европейских держав. Борьба с Испанией продолжалась и в последующие годы, но после разгрома флота она велась уже в меньших масштабах.

1588 г. - важнейшая дата в истории Англии. В борьбе с Испанией решалась судьба дальнейшего развития страны. Все слои английского общества, враждебные феодализму, объединились, чтобы защитить неприкосновенность родной страны, чтобы обеспечить ей свободное развитие по избранному ею пути. Подъем национального чувства был выражением твердой решимости большинства английского народа не допустить реставрации феодальных порядков.

Обостренная политическая борьба и рост национального самосознания обусловили повышенный интерес ко всякого рода исторической литературе и, в частности, к истории Англии. Появляется целый ряд исторических книг; из которых особенно знамениты "Хроники Англии, Шотландии и Ирландии" (The Chronicles of England, Scotland and Ireland" etc., 1578 г.) Рафаэля Голиншеда (Holinshed), откуда Шекспир заимствовал сюжеты для своих пьес-хроник, для "Макбета", "Цимбелина" и др.

Дата разгрома Непобедимой Армады знаменательна и для истории английской литературы. Именно с этого времени начинается расцвет так называемой "елизаветинской" литературы. Этот расцвет литературы Возрождения, обусловленный и ознаменованный именами Спенсера, Марло, Шекспира, Бена Джонсона и многих других замечательных писателей, был следствием не столько национальной, сколько социальной победы. Дело было не в том, что Англия победила Испанию, а в том, что буржуазная и протестантская Англия победила феодально-католическую Испанию. Это была победа прогрессивных буржуазных общественных отношений над обреченным на гибель феодализмом. И новая литература, которая расцвела в результате этой победы, была литературой нарождающегося буржуазного общества.

Большое значение для культуры Англии в эпоху Возрождения имело то, что она стала морской державой. Захваченная прогрессивным движением эпохи, Англия принимает участие в развитии мореплавания. Кабот был первым английским моряком, пересекшим Атлантический океан. По его стопам пошли Фрэнсис Дрэйк, Вальтер Ролей и многие другие. Географические открытия того времени имели не только большое экономическое значение как предпосылки колониальной экспансии и развития мировой торговли, - они имели столь же большое культурное значение, так как содействовали расширению умственного горизонта европейского человечества.

Достаточно бросить беглый взгляд на английскую литературу Возрождения, чтобы увидеть, что географические открытия и многочисленные морские авантюры того времени наложили печать на всю культуру. Недаром Томас Мор изображает в своей "Утопии" Рафаила Гитлодея как одного из спутников Америго Веспуччи; Бэкон, столетие спустя, начинает "Новую Атлантиду" словами: "Мы отплыли из Перу, где провели целый год, по направлению к Китаю и Японии, пересекая Южное море..."

Большой интерес к географическим открытиям в ту эпоху породил целую отрасль литературы, в которой первенствующее место принадлежит усердному компилятору Ричарду Гаклуйту (Richard Hakluyt, 1552?-1616 гг.), опубликовавшему в 1598 г. прославленную книгу под заглавием "История главных плаваний, путешествий, рейсов и открытий, совершенных англичанами на море и на суше в отдаленнейших и наиболее далеко расположенных частях земли на протяжении последних 1500 лет" (The Principal Navigations, Voyages, Traffiques and Discoveries of the English Nation, made by Sea or over Land... within the Compass of these 1500 Years, 1598-1600 гг.).

Авантюрный дух времени, отмечаемый Энгельсом в его характеристике эпохи Возрождения сказался в творчестве большинства писателей тогдашней Англии. Мы узнаем это направление в рассказах Отелло о пережитых им "опасностях на суше и на море", в его повествованиях:

О путешествиях моих, Больших пещерах и степях бесплодных, О диких скалах, горах до небес. Пришлось рассказывать мне обо всем: О каннибалах, что едят друг друга, Антропофагах - людях с головами, Что ниже плеч растут.

Упоминания моря, мореплавания и морской торговли у Шекспира чрезвычайно многочисленны. Как заметил еще Гете в "Годах учения Вильгельма Мейстера", Шекспир "писал для островитян, для англичан, которые привыкли к морским путешествиям и везде видят корабли, побережье Франции и пиратов".

Стремительно развивалась в эти годы в Англии и наука. Глашатаем научного прогресса был великий философ Фрэнсис Бэкон, "родоначальник английского материализма", как его назвал Маркс. Движение в области научной мысли было теснейшим образом связано с борьбой против пережитков и предрассудков средневековья. "...Вместе с расцветом буржуазии шаг за шагом шел вслед гигантский рост науки, - пишет Энгельс об эпохе Возрождения. - Возобновился интерес к астрономии, механике, физике, анатомии, физиологии. Буржуазии для развития ее промышленности нужна была наука, которая исследовала бы свойства физических тел и формы проявления сил природы. До того же времени наука была смиренной служанкой церкви, и ей не было позволено выходить за пределы, установленные верой: короче она была чем угодно, только не наукой. Теперь наука восстала против церкви; буржуазия нуждалась в науке и приняла участие в этом восстании" {Маркс-Энгельс, Сочинения, т. XVI, ч. II, стр. 296.}.

Тяга к научному познанию природы, стремление постичь ее законы для того, чтобы подчинить ее человеку, все это с особой силой отразилось в "Трагической истории доктора Фауста" Кристофера Марло - одном из наиболее типичных произведений эпохи Возрождения.

На этой благоприятной общественной и культурной почве необыкновенно пышно расцвела литература. Эпоха Возрождения - золотой век английской литературы. "На короткий срок, - пишет англичанин Сидни Ли, - высшие интеллектуальные и художественные стремления английского народа сознательно или бессознательно сконцентрировались в литературе". Маленький народ, - население Англии в то время не превышало 5 миллионов, - четыре пятых которого были неграмотны, выдвинул около трехсот писателей. Наиболее выдающиеся из них - Томас Мор, Уайет, Серрей, Скельтон, Сэквиль, Нортон, Гаскойнь, Сидней, Спенсер, Лили, Марло, Грин, Кид, Нэш, Пиль, Деккер, Бен Джонсон, Флетчер, Мэссинджер, Бомонт, Чапмен, Марстон, Вебстер, Форд, Шерли, Драйтон, Даниэль, Бэкон, Бертон. Над всеми ими возвышается величайший гений английской литературы - Шекспир.

Ведущим идейным течением эпохи, определившим как содержание, так и художественные формы литературы, был гуманизм, возникший первоначально в Италии и оттуда распространившийся по всей Европе. Термин "гуманизм" имел сначала узкое значение. Если в средние века наука занималась преимущественно изучением теологии (divina studia), то в эпоху Возрождения центр тяжести умственных интересов переместился. Теперь главным предметом изучения становится все связанное с человеком и, в первую очередь, человеческое слово (humana studia). Произведениями этого вида были памятники античной литературы, которые противопоставлялись так называемому "божьему слову", священному писанию. Гуманистами в точном смысле слова в эту эпоху называли людей, посвятивших себя изучению "человеческого слова" и, прежде, всего, философов и писателей античности. Поэтому первым и обязательным признаком гуманизма считалось знание древних языков, латинского и греческого. В связи с этим возникает и развивается гуманитарная наука Возрождения. "Humana studia" была сначала предметом частного воспитания и образования; но постепенно представители этого движения проникли в университеты и создали специальные школы, где предметом изучения стали гуманитарные науки. Когда профессора-гуманисты начали с университетских кафедр читать и разбирать Платона, Плутарха, Галена и др., то это означало революционный переворот в области идеологии: гуманистическое знание вытесняло богословие. Нередко, особенно вначале, гуманистическое знание носило подчеркнуто филологический характер: изучали и разбирали латинскую и греческую грамматики. Но филологические занятия гуманистов не были самоцелью: они были лишь ключом к изучению памятников античной философии и литературы, идейное содержание которых имело первостепенное значение для гуманистов. В этих произведениях они находили выражение такого взгляда на жизнь, который соответствовал их понятиям и помогал выработке нового мировоззрения. Филологические занятия, изучение памятников греческой и римской литературы были, таким образом, той научной базой, на почве которой оформлялось новое гуманистическое мировоззрение.

Мировоззрений гуманизма было направлено против идеологии феодального средневековья и, в первую очередь, против церковного учения. Гуманисты видели основу жизни в реальном бытии и, прежде всего, в самом человеке, на котором концентрировались все их интересы. Церковь исходила из противопоставления бога и человека, видя в первом воплощение высшей сущности жизни, а в последнем - присутствие низменного греховного начала. Этому дуализму церкви наиболее передовые гуманисты противопоставляли монистический взгляд: человек есть непосредственное воплощение божественного начала на земле. В средневековой философии вера в бога сочеталась с неверием в человека. Для гуманистов вера в бога означала прежде всего веру в человека, который, по их мнению, и был воплощением божественного начала в жизни. Гуманисты верили в безграничные силы и возможности человека, преклонялись перед его величием и красотой. В отличие от средневекового миросозерцания, которое считало человека сосудом греха, гуманизм оправдывал природу человека. Смысл жизни гуманисты видели во всестороннем развитии человеческой личности. Их философия отнюдь не была оправданием буржуазного эгоизма.

Вера в безграничность человеческих способностей сочеталась у гуманистов со стремлением к беспредельному знанию, которое должно было подчинить человеку мир и природу. Отсюда их интерес к научному знанию и изучению природы, что нашло выражение в деятельности великих философов, естествоиспытателей, ученых и путешественников. Мирской, светский характер гуманистической науки и философии находился в резком противоречии с религиозным характером средневекового миросозерцания.

Социально-политические воззрения гуманистов были антифеодальными. Они отрицали божественный характер королевской власти и боролись против светской власти духовенства. Однако они не отрицали монархии как таковой. Согласно их воззрениям, она была наилучшим средством обуздания феодальной анархии; именно поэтому они выдвигали в качестве политического идеала абсолютную монархию, возглавляемую просвещенным и гуманным королем. Лишь небольшая часть гуманистов стояла на республиканских позициях. Все гуманисты отрицали средневековый взгляд, оправдывавший социальное неравенство якобы существующим различием природных данных. Гуманизм, в противовес этой точке зрения, утверждал естественное равенство людей. Впрочем, это положение сочеталось у значительнейшей части гуманистов с признанием правомерности сословного строя. Они были противниками социального равенства, так как думали, что оно сведется к нивеллировке всех людей. И все же в целом гуманизм был наиболее прогрессивным идейным течением эпохи, оплодотворившим все области социальной жизни и культуры.

Подходя к оценке английского гуманизма, следует прежде всего иметь в виду, - беря вопрос в общеевропейском плане, - что это был поздний гуманизм, развившийся на последнем этапе европейского Возрождения. Отсюда, а также из специфических условий социально-экономического развития страны, вытекало своеобразие английского гуманизма.

Основным содержанием раннего, итальянского, гуманизма была постоянная борьба за светскую культуру против культуры церковной, борьба за право на земные радости против монашеского аскетизма, борьба за право свободного разума против непререкаемого авторитета веры. То, что было с таким трудом завоевано итальянскими гуманистами XIV-XV вв., сравнительно легко далось гуманистам английским. Реформация, проведенная в Англии сверху, почти освободила английских гуманистов от борьбы за светскую культуру, ибо королевская власть сломила политическое и экономическое могущество церкви, а вслед за этим, естественно, ослабела и духовная диктатура церкви. Победа светской культуры, таким образом, предшествовала периоду наивысшего расцвета гуманистической литературы в Англии. Поэтому у Шекспира и его современников мы не замечаем той резкой антицерковной направленности, которая характеризовала творчество Боккаччо в Италии, Рабле - во Франции, Ульриха фон Гуттена - в Германии.

Вопросы борьбы с церковью и религией играли в английском гуманизме большую роль только на первом этапе Возрождения в Англии, который совпадал с периодом реформации. Это - период деятельности оксфордских гуманистов и Томаса Мора (конец XV - первая треть XVI в.), когда гуманистическая литература носила в Англии преимущественно теоретический характер.

Второй этап Возрождения в Англии, - так называемый "век Елизаветы", - период, охватывающий вторую половину XVI в., был временем наивысшего расцвета английского абсолютизма; то была пора национального подъема и консолидации молодой державы. Важнейшей чертой политической жизни было равновесие сил дворянства и буржуазии, которых одинаково захватила горячка внутреннего накопления и внешней экспансии. Этот период характеризовался развитием художественной литературы гуманизма. От первых робких шагов, которые были сделаны Уайетом и Серреем, литература переходит к полному мастерскому владению всеми поэтическими формами. Расцвет поэзии обозначен именами Сиднея, Спенсера и Шекспира (как автора сонетов, "Венеры и Адониса" и "Лукреции"). Развивается прозаическая повествовательная литература и роман, представленные именами Сиднея, Лили, Нэша, Лоджа, Грина и др. Но самого блестящего расцвета в это время достигает драма. Еще в середине столетия Гейвуд создавал примитивные интерлюдии, епископ Бейль написал "Короля Иоанна", более похожего на моралите, чем на историческую драму, а в конце века появляются уже "Тамерлан" и "Фауст" Марло, "Венецианский купец", "Ромео и Джульетта", "Генрих IV", "Юлий Цезарь" и другие произведения первого периода творчества "Шекспира.

Это - наиболее оптимистический период в развитии английского гуманизма, период, отмеченный неуклонным подъемом литературы в связи с общим национальным подъемом. Именно в это время получает наиболее полное выражение гуманистическая жизнерадостность, иллюзия о приближении золотого века всеобщего благополучия.

Начало нового XVII в. является началом третьего и последнего этапа в развитии английского Возрождения. Для нас неважно, будем ли мы точно обозначать начало этого этапа смертью Спенсера (1599 г.), заговором Эссекса (1601 г.) или, наконец смертью королевы Елизаветы (1603 г.). Во всяком случае, уже в последние годы царствования Елизаветы и в первые годы царствования Якова I резко обозначились новые черты общественной жизни, заключавшиеся прежде всего в нарушении того относительного политического равновесия, которое имело место раньше. Распался союз между буржуазией и абсолютной монархией, которая теперь превращается в преграду для дальнейшего развития буржуазии. Наряду с ростом политического антагонизма между буржуазией и монархией сильнее обнажаются и социальные противоречия между эксплоататорами и эксплоатируемыми. Пока что последние, впрочем, не противопоставляют своих интересов интересам буржуазии, не осознали себя как класс и поддерживают борьбу буржуазии против монархии - одного из последних пережитков феодализма.

Обострение классовых противоречий со всей силой сказывается в литературе. Наиболее ярким проявлением этого является творчество Шекспира в период создания им великих трагедий.

В начале XVII в. под влиянием растущей социальной и политической реакции гуманизм Возрождения вступает в полосу кризиса, который по-разному выражается в творчестве отдельных писателей. В целом же, наиболее значительное проявление кризиса - это развивающийся со смертью Шекспира упадок драматического искусства.

Третий этап английского Возрождения является одновременно и преддверием буржуазной революции, которая совершилась в Англии в 40-х гг. XVII в. В известном смысле все английское Возрождение явилась прологом буржуазной революции XVII в. В Англии были сильно, по сравнению с другими странами, развиты буржуазные элементы, и это сказалось в наличии реальных предпосылок для победоносной буржуазной революции.

Английские гуманисты стояли не только перед лицом отмирающего феодального общества. Они были очевидцами все более прочного утверждения буржуазии в социально-экономической жизни. Перед гуманистами возник новый враг - общество, построенное на капиталистической частной собственности и эксплоатации.

Гуманисты выступали не только против старого феодального строя, но и против социальной несправедливости буржуазного строя. Томас Мор создал утопию об идеальном коммунистическом обществе, которое он противопоставил нарождавшимся буржуазным общественным отношениям. В "Венецианском купце" и особенно в "Тимоне Афинском" Шекспир выступил с резкой критикой буржуазии и развращающей роли денег в человеческой жизни. Наблюдая реакционные тенденции монархии Елизаветы и Якова I, изверившись в способности монархии уничтожить вопиющие общественные противоречия и утвердить социальную справедливость, Шекспир на самом зрелом этапе своего творчества стал в оппозицию к абсолютной монархии. Это была наиболее прогрессивная политическая позиция в начале XVII в. А в середине XVII столетия такой позицией была прямая борьба за свержение монархии, и именно ее занял наследник гуманизма Возрождения, поэт и революционер Мильтон. Творчеством и идеями Томаса Мора, Шекспира, Бэкона и Мильтона определяется основная линия развития английского гуманизма в XVI-XVII вв.

Идейному богатству литературы Возрождения соответствовало ее художественное многообразие. Преклонение перед античностью получило отражение в попытках утвердить классические формы, заимствованные у писателей Греции и Рима. В поэзии эта тенденция получила выражение в деятельности Сиднея и созданного им кружка "Ареопаг", стремившегося произвести реформу стихосложения, ввести античную метрику и нерифмованный стих. Выражением этих классических устремлений в критике была "Защита поэзии" Сиднея. В драматургии элементы классицизма были возрождены уже ученой университетской драмой. Бен Джонсон выступил как наиболее последовательный представитель этого течения среди драматургов. Тем не менее, классические вкусы не получили преобладания в литературе. Основная линия развития литературы была продолжением традиций предшествующего времени, обогащенных культурой гуманизма. Гуманисты выступили в качестве продолжателей народных и национальных традиций английской литературы. В литературе аристократического гуманизма (Уайет, Серрей, Сидней, Спенсер и др.) получают свое дальнейшее развитие традиции куртуазной поэзии средневековья. Не случайно величайшая поэма английского Возрождения - "Королева фей" Спенсера - была рыцарской поэмой. Рыцарские доблести и куртуазные идеалы сохранялись в этой поэзии, но получали новое гуманистическое осмысление. Новым жанром была и пастораль, образцом которой является "Аркадия" Сиднея.

С другой стороны, мы находим в эпохе Возрождения продолжение традиций городской литературы средних веков. Эти традиции проявляются в поэзии у Скельтона, в повествовательной прозе их выражением был плутовской жанр и своеобразный "производственный" роман, созданный Делонеем. Наконец, в драматургии можно отметить целую группу писателей бюргерского направления. К ней принадлежат Деккер, Томас Гейвуд и неизвестный автор "Ардена из Февершама". Близки к этим тенденциям были и некоторые другие драматурги, как например Мильтон. Даже Бен Джонсон при всех его классицстских устремлениях содействовал развитию именно буржуазной комедии нравов (или комедии буржуазных нравов). Была в драме также своя пасторальная струя, шедшая от Лили и получившая дальнейшее развитие в "масках" Бена Джонсона и пасторальных комедиях Бомонта и Флетчера. Излюбленными жанрами народного театра были кровавые трагедии, пьесы-хроники и фарсовые комедии. Наиболее универсальное по своему содержанию творчество Шекспира было вместе с тем наиболее многообразным по своим художественным особенностям. Его драматургия явилась высшим синтезом всех жанровых тенденций литературы, этой эпохи. Мы находим у него аристократическую пастораль и бюргерский фарс, кровавую трагедию и комедию буржуазных нравов, пьесу-хронику и романтическую трагикомедию, но все эти жанры предстают у него обогащенными и возвышенными благодаря своему гуманистическому содержанию. Характерные черты литературы Возрождения - титанизм, универсальность, идейная насыщенность, обращение к коренным интересам человеческой жизни. Высшим достижением этой литературы было творчество Шекспира, который создал произведения огромной реалистической силы и глубочайшей гуманистической идейности, воплощающие в себе все оттенки романтического реализма и реалистической романтики.

Важнейшая особенность великих произведений гуманистической литературы этой эпохи - народность. Она явилась результатом общего национального подъема Англии в пору борьбы за государственное единство и политическую независимость родной страны. Народностью проникнуто творчество писателей, совмещавших всеобъемлющий реализм, человечность и неисчерпаемое богатство идей. Все эти черты, глубоко свойственные Возрождению, нашли свое высшее воплощение в творчестве Томаса Мора, Шекспира и Бэкона, этих гигантов английского Возрождения.

Многих писателей эпохи раннего средневековья на творчество вдохновляла неразделенная любовь. Образы любимых женщин были для писателей стремлением к возвышенному, идеалу.

Данте Алигьери «Божественная комедия». Содержание: Данте спускается в ад с его 9 кругами и наблюдает за мучениями грешников. В каждом круге ада мучения грешников увеличиваются. Из ада Данте попадает в чистилище, затем в рай, где его сопровождает его первая любовь Беатриче, которой он посвятил свои лучшие произведения.

Новизна поэмы заключается в том, что в ней простой смертный постигает своим земным разумом тайны бесконечного, небесного. Данте критикует многих философов, политических и религиозных деятелей. В «Божественной комедии» даны настолько реалистичные образы, ярко изображены человеческие стремления, страдания, страсти, что многие воспринимали поэму буквально, разбегались при виде Данте, думая, что он в самом деле спускался в ад.

Франческо Петрарка вместе с Данте и Бокаччо был основателем итальянского литературного языка. Наибольшую известность ему принесли сонеты, посвященные его возлюбленной – Лауре, новшество которых заключалось в том, что поэт дал волю своим личным переживаниям, воспел их.

В своем творчестве критикует схоластику и аскетизм, призывает бороться с судьбой для достижения своих доблестных целей.

Джованни Бокаччо «Декамерон» - 100 новелл, рассказанных в течение 10 дней 7 девушками и 3 юношами – энциклопедия нравов Италии XIV в.

34 Изобразительное искусство раннего Возрождения в Италии

Основоположник реалистической живописи в Италии - Джотто изображал человеческие фигуры не как средневековый иконописец – застывшими и распластанными на плоскости, а в живом движении, рельефно, будто они были объемно вылеплены. Он впервые в библейских и евангельских образах делает попытку мимикой, жестами выразить эмоциональные переживания. Прямых последователей не имел. После него итальянская живопись во многом продолжала оставаться верной средневековым художественным идеалам. Путь к реализму, намеченный Джотто, был продолжен лишь в начале XV в. Продолжателем Джотто стал Томмазо Мазаччо. Он стал одним из тех, кто открыл законы перспективы, что позволило правильно компоновать картины с учетом трехмерности пространства, первым обратившись к обнаженной натуре стал прославлять человеческую красоту.

Огромный интерес к человеку в эпоху Возрождения вызвал широкое распространение портретного жанра. Портреты этой эпохи ставят целью не только передавать сходство с оригиналом, но и показать высокое значение человека, его индивидуальность.

35 Турки-сельджуки в малой Азии. Образование Османского государства

Во второй половине X в. у тюрок степных районов Средней Азии происходило разложение первобытных порядков и появилась кочевая военизированная знать. Стали создаваться различные раннегосударственные объединения. Одно из таких объединений, называвшееся огузами (позднее - туркменами) , возглавлялось семейством Сельджука . Впоследствии имя данного семейства распространилось и на все объединенные огузами племена.

Движение сельджуков из туркменских степей в Малую Азию было стихийным. В 1077 г. сельджуки разгромили византийские войск, а в 1077 г. в Малой Азии было создано их государство во главе с султаном Сулейманом. Благодаря завоеваниям, в начале XIII в. Сельджукский султанат включал в себя почти всю Малую Азию.

В 1243 г. сельджуки были разгромлены монголами и султанат попал в зависимость от завоевателей. Ослабление власти султана способстовало росту усобиц, а с середины XIII в. основная часть земель султана перешла под непосредственное управление монголов. В конце XIII в. султанат распался на 10 (по другим данным 16) независимых княжеств (эмиратов или бейликов). В 1307 г. монголами был задушен последний сельджукский султан Гияседдин Месуд III и это событие считается концом Сельджукского султаната.

Среди бейликов, на которые распался Сельджукский султанат было несколько крупных. Но ядром нового турецкого государства стал небольшой окраинный Османский бейлик , расположенный в северо-восточной части Малой Азии, на границе с Византией и со столицей в г. Сёгют. Среди причин возвышения именно этого бейлика его географическое положение: близость Византии, удаленность и фактическая независимость ото монгольских правителей.

История создания бейлика такова. Во время нашествия Чингизхана на Среднюю Азию в 1219-1221 гг. небольшое туркменское племя кайя во главе с Эртогрулбеем, двинулось на запад и в 30-х гг. XIII в. оказалось в Малой Азии. По преданию, Эртогрул получил от сельджукского султана в качестве икта северо-западную область и за это обязался нести охрану границ. В 1281 г. Эртогрул-бей умер и во главе племени стал его сын Осман. В 1299 г. монгольский ставленник, сельджукский султан Гияседдин Месуд был свергнут в ходе восстания и бежал. Осман воспользовался этим и стал править самостоятельно. Этот год принято считать началом существования независимого Османского государства.

Те искания в литературе и искусстве Европы, которые принято относить к эпохе Возрождения, или Ренессанса, в разных странах приходятся на разное время. В каждой стране они имеют свои особенности. Однако можно сказать, что эпоха Возрождения - это время подъема культуры многих европейских стран, которое примерно охватывает два века - XV и XVI, а в Италии еще и XIV в.

В ту пору стремительно росли города, народные массы выступали против феодалов. Развивалась торговля. Купцы отправляли свои корабли в далекие плавания.

Растущей буржуазии очень мешали всякие средневековые запреты. Появились люди, не желавшие соглашаться с церковным учением о том, что жизнь на земле не должна интересовать человека, что его удел - отказываться от земных радостей во имя блаженства в загробном мире.

Люди, не согласные с учением церкви, напротив, считали, что человек должен стремиться здесь, на земле, к настоящей жизни, полной радости и яркого содержания. Гуманисты думали не о божественном, а о человеческом. Они верили в силу человека, призывали уважать его красоту и разум, воспевали отвагу его дел и смелость его мысли, черпали вдохновение в народной поэзии, обращались к своему родному национальному языку.

Современники назвали этих людей «гуманистами» (от латинского слова «гуманус» - человеческий).

Первые гуманисты появились в Италии. И это понятно. В Италии раньше, чем в других странах, отжило свой век крепостное право, начали развиваться торговля и промышленность, выросли сильные города, появились первые наемные рабочие. Именно здесь, в Италии, под натиском нового отступали старые порядки, а вместе с ними и старые средневековые идеи.

На земле Италии сохранилось много памятников культуры древнего Рима, а также древней Греции, которые были вывезены сюда еще во времена античности.

В памятниках искусства и литературы римской и греческой древности гуманисты увидели изображение прекрасного, сильного, гармонически развитого человека. Благодаря деятельности гуманистов были найдены, сохранены, изучены, возрождены произведения искусства и идеи античной древности. Отсюда и происходит слово «Возрождение».

Но вскоре это слово приобрело более широкий смысл. Оно стало означать не только возрождение старых, но и рождение новых культурных ценностей.

Эпоха Возрождения стала временем нового; невиданного расцвета литературы и искусства. Так о ней сказал Фридрих Энгельс. А выдающихся людей эпохи Возрождения он назвал титанами «по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености».

Гуманисты были людьми необыкновенной, подчас всеобъемлющей широты интересов. Один из самых замечательных во всей истории человечества примеров этого - Леонардо да Винчи. Гениальный скульптор, художник и теоретик искусства, он был наряду с этим выдающимся механиком и математиком. Леонардо да Винчи проектировал плотины и крепости, размышлял над секретом летания птиц и над устройством летательного аппарата тяжелее воздуха, писал басни и рассказы, высказывал догадки о происхождении гор, изобретал станки и машины. И он был неодинок в своей многосторонности. Эпоха Возрождения знала и других людей, которые совмещали в себе поэта и зодчего, или скульптора и философа, или дипломата и врача.

В этом очерке мы кратко охарактеризуем лишь одну сторону эпохи Возрождения - ее литературу и начнем с Италии - колыбели Возрождения.

Италия была родиной группы прозаиков во главе с Джованни Боккаччо (1313-1375). Они писали рассказы, в которых зло высмеивали поповские выдумки о святых и чудесах, изобличали лицемерие монахов, отвергали средневековую проповедь отречения от жизни. Героями их рассказов были сильные, здоровые, веселые, умные люди, верные дружбе, умеющие постоять за себя и свою любовь. В этих преимущественно сатирических произведениях правдиво и без прикрас изображались быт и нравы Италии тех лет.

Куда более фантастическими, сказочными были итальянские поэмы позднего Возрождения (XVI в.). Но и в них воспевалась любовь, которая проходит через все испытания. Если героями этих произведений выступали прекрасные рыцари, то они были образованны, как гуманисты, и, подобно гуманистам, преклонялись перед красотой человека. В поэмах, особенно в «Неистовом Роланде» Ариосто (1474 - 1533), все было освещено ярким светом жизнерадостных идей Возрождения. (О великом итальянском поэте Данте и о другом замечательном поэте-Петрарке см. ст. «Данте Алигьери» и «Франческо Петрарка».)

В Германии в эпоху Возрождения деятелям новой, передовой литературы пришлось выдержать тяжелые бои с церковниками - врагами гуманистической науки. Группа замечательных немецких писателей объединилась, чтобы в сатирической книге «Письма темных людей» высмеять врагов разума и просвещения. Эта книга представляла собой как бы собрание писем ученых невежд, мракобесов средневековья.

Для народа в эти годы писал свои простые и веселые стихи и пьесы сапожных дел мастер и поэт Ганс Сакс.

Ярким был расцвет литературы в эпоху Возрождения во Франции. Здесь жил и творил Франсуа Рабле, создавший знаменитый роман «Гаргантюа и Пантагрюэль», в котором высказал мечту о сильном, смелом, всесторонне образованном, свободном от средневековых предрассудков человеке (см. ст. «Франсуа Рабле»). Во Франции трудилась группа поэтов, которую называли «Плеядой». Она очень много сделала для совершенствования родного языка, вдохновенно воспела сильные человеческие чувства.

Деятельность гуманистов во Франции, да и не только во Франции, требовала большого мужества. Многие из них подвергались преследованиям со стороны реакционных сил, стоявших на страже прошлого. Особенно преследовала гуманистов церковь. Некоторым из них жажда знаний и стремление распространить эти знания стоили жизни. Французский ученый и книгоиздатель Этьен Доле был сожжен на костре, писатель-сатирик Деперье, затравленный врагами, покончил жизнь самоубийством.

Идеи Возрождения перешагнули и через Пиренейские горы. В романе «Дон Кихот» Мигель Сервантес высмеял пустое фантазерство средневековых сочинений о рыцарях, волшебниках и феях. Но этим не исчерпывается содержание его романа. Пусть Дон Кихот-чудак, мечтатель, фантазер. Сервантес не только смеется над ним. Он прославляет в образе Дон Кихота человека, неутомимого в стремлении к подвигу и справедливости.

Младшим современником Сервантеса был один из самых замечательных драматургов мира - Фелис Лопе де Вега, пьесы которого до сих пор живут на сцене.

Идеи эпохи Возрождения, возникшие на итальянской земле, развившиеся и обогащенные в других странах Европы, с могучей силой прозвучали в творчестве гениального английского драматурга Вильяма Шекспира.

В каждой стране литература эпохи Возрождения принимала свой, особенный, национальный характер, но у самых значительных ее созданий были и сильно выраженные общие черты.

Лучшие писатели эпохи Возрождения стремились глубоко изучить человека и правдиво его изобразить, прославляли красоту его тела и силу души, воспевали его борьбу за земное счастье. Они боролись со всем отжившим, темным, косным, что стояло на пути этого счастья. Писатели эпохи Возрождения стремились изучить и изобразить действительную жизнь человека.

ЛЕКЦИЯ 1

Возрождение в Италии. Историческая характеристика XIV в. Петрарка - первый европейский гуманист. Латинские произведения. Поэма "Африка". К новому пониманию человека: эпистолярное наследие, трактаты. "Книга песен" - лирическая исповедь поэта.

По мере того как приближалась эпоха Возрождения, один кризис за другим вторгался в жизнь Западной Европы. В XIII в. потерпела полную неудачу самая грандиозная авантюра феодального средневековья - Крестовые походы. Ослабевала власть императора "Священной Римской империи", основанной в Х в. королем Оттоном I (так в средние века называлось Германское государство). Во второй половине XIII в. империя теряет власть над Италией. В самой Германии реальная власть постепенно переходит к территориальным князьям. Даже церковь, которая никогда не была так сильна, как в средние века, начала под влиянием новых обстоятельств шататься и постепенно утрачивать свою незыблемость и монолитность. Тревожным симптомом явилось так называемое "Авиньонское пленение пап" (1309-1377), т.е. перенос под нажимом французского короля папской резиденции из Рима на юг Франции, в Авиньон. Ведь для современников Рим был не просто географическим понятием. С "Вечным городом" связывалась идея вечности и незыблемости церковной столицы, а следовательно, и всей христианской церкви. Подошли времена "Великого раскола", ознаменованного ожесточенными раздорами в самой папской курии. Приближалась Реформация.

Падение могущества империи и церкви подняло значение итальянских вольных городов, которые к XIV в. уже превратились в большую экономическую и политическую силу. Не являясь единым национальным государством, Италия представляла собой нагромождение множества независимых республик и монархий. На севере, в Ломбардии и Тоскане, располагались самые богатые и экономически развитые города-республики. Среднюю Италию занимала папская область с Римом в качестве столицы. Это был довольно отсталый, в основном земледельческий район. После того как папа в 1309 г. покинул свою древнюю резиденцию, папская область пришла в еще больший упадок. Юг Италии - так называемое Королевство обеих Сицилий, с 1268 г. находившееся под властью французских феодалов, - с начала XIV в. перешло под власть Арагона (Испания). А в 1445 г. испанцы овладели и Неаполитанским королевством.

Как видим, политическая карта Италии отличалась крайней пестротой. Эта пестрота ослабляла страну, делала ее уязвимой для могущественных соседей. К тому же Италию непрестанно раздирали междоусобные войны. И передовые люди страны, как в свое время Данте Алигьери, горько сетовали по поводу ее неустройства.

В условиях феодальной раздробленности, при отсутствии единого государственного центра, способного регулировать развитие страны, особая конструктивная роль выпадала на долю экономически развитых, достигших высокого культурного подъема городов - богатых торговых морских республик Венеции и Генуи, владевших заморскими территориями, процветавших городов Флоренции и Милана на севере Италии. В истории итальянской культуры особенное место заняла Флоренция. Уже в XIII в. в ней было сокрушено господство феодалов, и вольный город стал буржуазной республикой с развитой торговлей, промышленностью и банковским делом. Город славился изготовлением сукон, шелковых тканей, обработкой мехов и ювелирными изделиями. Развитие денежного хозяйства приводило к решительным социальным сдвигам как в городе, так и за его пределами. И по мере того как городская буржуазия укрепляла свою власть, обострялись то здесь, то там социальные антагонизмы, приобретавшие подчас весьма острый характер. Наглядным свидетельством этого может служить восстание чомпи (наемных рабочих) во Флоренции в 1378 г.

Одним из важных результатов развития городской культуры явилась резко возросшая роль людей умственного труда, появление интеллигенции, не зависимой от монастырей и рыцарских замков. Эта новая социальная прослойка, включавшая юристов, инженеров, врачей, публицистов, "мастеров свободных искусств", и закладывала основы многообразной культуры Возрождения. Всех их окрыляла вера в человека, который начал сбрасывать с себя тяжелый груз традиционных воззрений, превращавших его в бесправного слугу небесных или сословных сил. И хотя этот освободительный процесс опирался на успехи буржуазного развития, основоположники и создатели культуры Возрождения, как правило, вовсе не были выразителями эгоистических устремлений буржуазной среды. К тому же эпоха Возрождения только начиналась. Новое еще не всегда одерживало верх над старым. Да и перспективы нового не были вполне ясными. Они нередко превращались в сияние мечты, в зыбкие контуры идеальной утопии.

Первым великим итальянским, а следовательно, и европейским гуманистом, был {[именной указатель]} Франческо Петрарка (1304-1374). Само понятие {[предметный указатель]} "гуманист" (от лат. humanus - человеческий, образованный) возникло в Италии и первоначально означало знатока античной культуры, связанной с человеком.

Родился Петрарка в тосканском городе Ареццо в семье нотариуса. В 1312 г. семья переезжает в Авиньон, где в то время находилась резиденция папы; По настоянию отца Франческо изучает право сперва в Монпелье, затем в Болонье. Но юриспруденция не привлекает молодого человека, увлеченного древнеримской литературой. Смерть отца (1326) изменила положение. "Сделавшись господином над самим собою, - говорит Петрарка, - я немедленно отправил в изгнание все юридические книги и вернулся к моим любимым занятиям; чем мучительнее была разлука с ними, тем с большим жаром я снова принялся за них"[Цит. по: Гершензон М. Франческо Петрарка // Петрарка. Автобиография. Исповедь. Сонеты / Переводы М. Гершензона и Вяч. Иванова. М., 1915. С. 38.] .

Петрарка продолжает классические штудии и, чтобы упрочить свое материальное и общественное положение, принимает духовный сан, отнюдь не стремясь при этом к церковной карьере. В многоязычном и суетном Авиньоне он ведет вполне светский образ жизни. В 1327 г. он встречает женщину, которую прославляет под именем Лауры в сонетах и канцонах, заслуживших бессмертие. Он много и охотно странствует. Вместе с тем его манят "тишина и одиночество", благоприятствующие его литературным и научным занятиям. И он в 1337 г. приобретает неподалеку от Авиньона небольшую усадьбу в Воклюзе - живописный уголок, радующий его своей тихой прелестью. Здесь написаны многие выдающиеся произведения Петрарки. В историю мировой культуры эта скромная усадьба вошла наряду с Фернеем Вольтера и Ясной Поляной Л. Толстого. В 1341 г. Петрарка был как лучший поэт современности по древнему обычаю коронован лавровым венком на Капитолии в Риме.

Покинув в 1353 г. Воклюз, достигнув огромной славы, Петрарка жил в различных итальянских городах. Перед ним заискивали городские республики, духовные и светские владыки. В то время уже многим было ясно, что с Петраркой в жизнь Италии входила новая культура и что у этой культуры великое будущее.

Как подлинный гуманист, Петрарка был горячим почитателем классической, особенно римской древности. Он с восторгом погружался в произведения античных авторов, открывавших перед ним прекрасный мир. Он первый с такой ясностью увидел то, что было в античной культуре действительно самым главным, - живой интерес к человеку и окружающему его земному миру. В его руках классическая древность впервые стала боевым знаменем ренессансного гуманизма.

Горячая любовь Петрарки к античности проявлялась непрестанно. У него была уникальная библиотека античных текстов. Его классическая эрудиция вызывала восхищение современников. Предпочитая писать на латинском языке, он уже писал не на "вульгарной" "кухонной" латыни средних веков, а на языке классического Рима. Древний мир не был для него миром чужим, мертвым, навсегда ушедшим. Подчас Петрарке даже казалось, что он находится где-то тут, совсем рядом с ним. И он пишет письма Вергилию, Цицерону и другим знаменитым римлянам.

В своих латинских произведениях Петрарка естественно опирается на традиции античных авторов. Он не подражает им механически, но творчески соревнуется с ними. Им написаны в манере Горация латинские "Стихотворные послания" и в духе Вергилиевых "Буколик" - двенадцать эклог. В латинских прозаических жизнеописаниях "О знаменитых людях" он прославляет славных мужей древнего, главным образом республиканского, Рима - Юния Брута, Катона Старшего, Сципиона Африканского и др. Ценитель героической республиканской старины Тит Ливий служил ему при этом источником.

Публия Корнелия Сципиона, прозванного Африканским, он сделал главным героем своей латинской поэмы "Африка" (1339-1341), за которую и был увенчан лавровым венком. Написанная латинским гекзаметром по образцу "Энеиды" Вергилия, поэма была задумана как национальная эпопея, повествующая о победе Рима над Карфагеном. "История древнего, республиканского Рима рассматривалась в то время Петраркой не только как великое национальное прошлое итальянского народа, но и как некий прообраз, как историческая модель его не менее великого национального будущего" . Стремясь к исторической достоверности, "Петрарка хотел помочь народу современной ему Италии национально осознать самого себя. Именно в этом Петрарка видел путь к преодолению средневекового, феодального "варварства" - в культуре, в политике, в общественной жизни"[Там же.] .

В поэме широко развернута панорама римской истории, начиная с Ромула. При этом поэт касается не только прошлого, но и будущего Италии. Примечателен в этом отношении пророческий сон Сципиона. Великий полководец узнает во сне о грядущем упадке Римского государства, подорванного натиском иноземцев и внутренними междоусобицами. Узнает он также, что через несколько веков в Этрурии появится молодой поэт, который поведает о его деяниях, движимый "любовью к истине". Это появление молодого поэта (Петрарки) мыслится как возрождение великой итальянской культуры, а с ней вместе и всей Италии.

Успех поэмы объяснялся прежде всего тем, что она явилась своего рода патриотическим манифестом раннего итальянского гуманизма. Есть в поэме отдельные несомненно удачные места. Но в целом "Африка" все же не стала "Энеидой" итальянского Возрождения. Ученость в ней превалировала над поэзией. В конце концов сам Петрарка охладел к ней. Поэма, над которой он работал с таким энтузиазмом, осталась незаконченной.

Не будучи ни политическим деятелем, ни политическим мыслителем, любя тишину уставленного книгами кабинета, Петрарка отнюдь не был безразличен к судьбам своей отчизны. Уже "Африка" на это прямо указывала. Правда, социально- политические воззрения Петрарки не отличались ясностью и последовательностью. Подчас были они противоречивы, как противоречивой была сама жизнь того смутного переходного времени. Но когда в 1347 г. в Риме произошел антифеодальный переворот, возглавленный "народным трибуном" Кола ди Риенци, Петрарка горячо приветствовал это событие, которое, как ему представлялось, было началом национального возрождения Италии. Петрарка ободрял "народного трибуна", писал ему дружественные письма. Когда же Риенци утратил власть, низложенный папским легатом, когда рухнула мечта о возрожденном Риме, Петрарка в письме к Джованни Боккаччо от 10 августа 1352 г. скорбит о несбывшихся надеждах. "Я любил его за добродетель, хвалил за намерения, восторгался его смелостью, - пишет Петрарка, - радовался за Италию, предвидя возрождение города нашей души, покой всего мира". Однако Риенци не довел до конца свою борьбу с феодалами. И Петрарка глубоко взволнован и удручен, ведь в Риенци он видел "последнюю надежду на италийскую свободу"[Петрарка Ф. Эстетические фрагменты / Перевод, вступительная статья и примечания В.В. Бибихина. М., 1982. С. 131- 133.] .

Конечно, широковещательное начинание Риенци было по сути своей утопическим, как и мечта Петрарки о единой умиротворенной Италии, сбросившей с себя власть феодальных магнатов. Подобные мысли Петрарка высказывал также в итальянских канцонах "Италия моя" и "Высокий дух". Одно время полагали, что вторая из названных канцон, включенная автором в "Книгу песен" (LIII), непосредственно обращена к Кола ди Риенци. В ней Петрарка призывал сокрушить феодальную знать, которая раздирает Италию на части.

Впрочем, сам Петрарка не чуждался близких отношений с представителями знати. Но это была близость в пределах интеллектуальной элиты. Петрарка дорожил образованными людьми, независимо от их социального положения. Таким образованным человеком был, например, неаполитанский король Роберт Анжуйский, покровительствовавший поэтам и ученым, имевший одну из лучших в Европе библиотек.

Однако Петрарка твердо уверен, что не знатное происхождение, а личные достоинства человека делают его подлинно благородным. В латинской книге "О средствах против счастия и несчастия" (1358-1366) он писал: "Кровь всегда одного цвета. Но если одна светлее другой, это создает не благородство, а телесное здоровье. Истинно благородный человек не рождается с великой душой, он сам себя делает таковым великолепными своими делами". И ниже: "Достоинство не утрачивается от низкого происхождения человека, лишь бы он заслужил его своей жизнью. И, действительно, если добродетель дает истинное благородство, я не вижу, что может помешать кому бы то ни было стать благородным"[Дживелегов А.К. Возрождение. Собрание текстов итальянских, немецких, французских и английских писателей XIV-XVI веков. М.; Л., 1925, С. 17-18.] .

В этих словах Петрарки очень четко сформулировано кардинальное положение гуманистической этики эпохи Возрождения, решительно порывавшей с нормами феодального средневековья. Еще Данте высказывал подобные мысли. Сын безродного нотариуса, Петрарка облек новую мудрость в классически ясную форму.

Всей своей деятельной жизнью Петрарка доказывал справедливость высказанных им суждений. Одухотворенный труд поддерживал его существование. В одном из писем 1359 г., говоря о превратностях человеческого бытия, Петрарка заметил: "...наслаждения иссушают душу, суровость очищает, слабости ржавят, труды просветляют; для человека нет ничего естественнее труда, человек рожден для него, как птица для полета и рыба для плавания..."[Пempapкa Ф. Эстетические фрагменты. С. 182-183.]

Петрарка непрестанно читает, пишет. Мир раскрывается перед ним как богато иллюстрированная книга. Он также охотно путешествует, хотя путешествовать в то время было совсем не безопасно. Плохие дороги, нападения разбойников постоянно угрожали путнику. Разумеется, путешествовали люди и в средние века. Но в путь тогда отправлялись обычно либо паломники, заботившиеся о спасении своей души, либо торговцы, стремившиеся к приумножению прибыли. Петрарка часто путешествовал просто из любознательности и охотно писал о своих впечатлениях друзьям и знакомым.

Еще в 1333 г., 21 июня он писал из города Аахена кардиналу Иоанну Колонне, представителю знатного и влиятельного римского рода: "Недавно без всякой надобности, как ты знаешь, а просто из желания посмотреть мир и в порыве молодого задора я пересек всю Галлию, после чего добрался до Германии и берегов Рейна, внимательно приглядываясь к нравам людей, развлекаясь видами незнакомой земли и сравнивая кое-что с нашей"[Там же. С. 64.] . Далее Петрарка делится своими впечатлениями о посещении Парижа, Гента, Льежа и других мест в Брабанте и Фландрии; затем следует рассказ о пребывании в Аахене и Кельне и, наконец, о том, как, миновав Арденнский лес, Петрарка прибывает в Лион (письмо из Лиона, 9 августа того же года).

В 1336 г. 26 апреля другому ученому корреспонденту Петрарка весьма обстоятельно описал свое восхождение на гору Вентозу (Ванту), расположенную в южных предгорьях Альп неподалеку от Авиньона. И вновь он считает нужным сообщить, что утомительное это восхождение было вызвано "только желанием увидеть ее чрезвычайную высоту" (1912 метров). Даже уговоры местного пастуха, доказывавшего, что нечего лезть на крутизну, которую никто и не пытается одолеть, не смогли удержать Петрарку. Чтобы оправдать свое странное с точки зрения современников поведение, он обращается к античности и вспоминает, ссылаясь на Тита Ливия, как македонский царь Филипп взбирался на фессалийскую гору Гем, чтобы полюбоваться открывшимся оттуда видом[Там же. С. 84-91.] . Побывав в Риме, Петрарка начинает свое письмо словами: "Мы бродили по Риму одни... Ты знаешь мою перипатетическую манеру прогуливаться. Она мне нравится; моей натуре, моим обычаям она как нельзя более соответствует". Во время этой прогулки Петрарка внимательно присматривался к достопримечательностям знаменитого города. "И на каждом шагу, - пишет он, - встречалось что-то, заставлявшее говорить и восторгаться"[Там же. С. 101.] .

Но что же так занимает в Риме великого гуманиста? Понятно, что Петрарка то и дело упоминает памятники материальной культуры" (дворцы, храмы, триумфальные арки, термы и т.д.), но за всем этим для него стоит история Римского государства, его люди, его слава, его духовная культура. Здесь перед нами - Петрарка-патриот, влюбленный в величие древней Италии.

Но и тогда, когда он бродит по другим странам, он, как правило, обращает пристальное внимание не на флору и фауну, а на людей и их культурные начинания. Именно люди стоят в центре его внимания. Люди и их земная жизнь. Ими занят он и как любознательный путешественник, и как филолог, и как мыслитель. В связи с этим нравственная философия Цицерона ему дороже натурфилософии Аристотеля. В противовес Аристотелю он хвалит Сократа за то, что тот "первым из всех словно свел философию с неба на землю и, оторвав от созерцания светил, заставил жить среди людей и рассуждать о человеческих нравах и делах"[Там же. С. 117.] . Петрарке дорога философия, которая обитает не только в книгах, но и в душах, заключена в делах, а не в словах, в отличие от схоластической философии, "которой смехотворным образом гордится наша ученая чернь"[Там же. С. 122.] . О средневековой схоластике Петрарка неоднократно отзывался весьма неприязненно. Он вообще являлся противником любых философских и богословских школ, втиснутых в жесткие рамки застывшей системы. Его влечет духовная свобода, независимость мысли, так пугавшая ревнителей средневековой церковной догмы. "Я тот, - писал Петрарка к Боккаччо в 1363 г., - кому нравится идти по тропе лучших, но не всегда - по чужим следам... Не хочу вождя, который бы меня связывал или стеснял: вождь вождем, но пусть при мне останутся и глаза, и свое мнение, и свобода; пусть мне не мешают ни идти, куда хочу, ни оставлять кое-что без внимания или пытаться достичь недостижимого"[Там же. С. 210-211.] .

В схоластике, помимо ее догматизма, Петрарку отталкивала ее упрямая устремленность к потустороннему миру. Пусть небожители, полагал Петрарка, занимаются небесным, задача человека думать о земном. И он цель науки и литературы видел в том, чтобы вникать в мир, населенный людьми. Человек - главный, если не единственный, объект его интересов. Ведь человек - это история, это отчизна, это красота мысли и искусства, это творческий гений. В одном из цитированных уже писем к Боккаччо (11 июня 1352 г.) он заявил: "Признаю и отрицать не могу: знаю других и себя знаю, наблюдаю род человеческий и вообще, и каждого в отдельности"[Там же. С. 115.] . "Себя знаю". Наблюдая род человеческий в его историческом движении, Петрарка постоянно обращается к самому себе. Самого себя он лучше знает, чем других. И цену себе он тоже знает. У него есть основания считать себя выдающимся человеком. "Открытие человека" он и начал с самого себя.

Герой "Африки" Сципион Африканский был фигурой музейной, эффектной, но во многом условной. Правда жизни, к которой стремился первый итальянский гуманист, заявила о себе в его произведениях совсем другого рода. Это - письма, написанные замечательно живой латинской прозой. Письма были признанным жанром в древнеримской литературе, которую так хорошо знал и так высоко ценил Петрарка. Рассчитаны они часто были не только на адресата, но и на более или менее широкий круг любителей словесности. Письма наряду с другими писали Цицерон и Сенека.

Петрарка, конечно, не смог пройти мимо этих классических эпистолярных образцов. Только ему гораздо ближе Цицерон, чем Сенека. Последний, по словам Петрарки, "сгрудил в своих письмах нравственную философию почти всех своих книг, а Цицерон, философствуя в книгах, в письмах говорит о повседневных вещах, упоминает новости и разнообразные слухи своего времени". И Петрарка признается, что именно письма Цицерона являются для него "захватывающим чтением" и что в своих письмах он "больше последователь Цицерона, чем Сенеки" (из письма от 13 января 1350 г.)[Там же. С. 53.] .

В пору своей творческой зрелости, пройдя уже немалый жизненный путь, Петрарка вспомнил о груде писем, которые он столь охотно писал на протяжении ряда десятилетий. Он решил их заново пересмотреть и привести в порядок. Так возникло три эпистолярных свода: "Книга писем о делах повседневных" (1353-1366), "Письма без адреса" (1360) и "Старческие письма" (1361-1374). В "Книгу писем о делах повседневных" вошло 350 писем.

Подобно Цицерону, Петрарка в своих письмах, как бы он ни превозносил "сладость одиночества"[Там же. С. 169.] , не устает касаться больших и малых явлений окружающего мира. Его тревожит судьба родной Италии. Но самое главное в книге - это сам Петрарка. Он с огромной охотой рассказывает о себе, о своих радостях и горестях, о взлетах и падениях, о надеждах и разочарованиях. Как его короновали лавровым венком в Риме и как переживал он свой триумф. И как крушение Риенци подорвало его веру в возрождение Италии. И как он вольно жил в Воклюзе. И как однажды увесистый том Цицерона, упав, поранил его ногу[Там же. С. 189.] . И как быстро несущиеся годы все меняют на своем пути: "Быстро меняюсь лицом, еще быстрее состоянием души, изменились нравы, изменились заботы, изменились занятия; все во мне уже другое... И сейчас я ухожу и по мере движения пера движусь, только намного быстрее: перо следует ленивой диктовке ума, а я, следуя закону природы, спешу, бегу, несусь к пределу и уже различаю глазами мету"[Там же. С. 224.] .

Понятно, что такой взыскательный стилист, как Петрарка, находивший удовольствие в "оттачивании слова"[Там же. С. 63.] , в своих письмах касался вопросов литературного мастерства - например, в письме приору Франциску о трех стилях (9 августа 1352 г.), кардиналу Талейрану о ясном и высоком стиле (22 сентября 1352 г.).

Вопросы религии, занимавшие умы европейцев на протяжении всего средневековья, не могли быть безразличны Петрарке. И в письмах, и в философских трактатах он постоянно обращается к ним. Христианская вера была для Петрарки его естественной верой. Но он хотел обогатить христианский мир ценностями мира античного. В одном из писем 1359 г. он бросил знаменательную фразу: "Христос бог наш, Цицерон вдохновитель нашего искусства речи"[Там же. С. 188-189.] . И хотя Петрарка понимал, что "это разные вещи", ему очень хотелось приблизить Цицерона к христианскому миру, и с этой целью он указывал на его тяготение к монотеизму.

Но шли годы, и в Петрарке, по его собственному признанию, росло "новое и сильное чувство", влекшее его душу "к Священному писанию"[Там же. С. 212.] . "Признаюсь, - писал он Франциску, приору монастыря св. Апостолов, между 1354 и 1360 гг., - я любил Цицерона, и Вергилия любил, бесконечно наслаждался их стилем и талантом; многих других из сонма светил тоже, но этих так, словно первый был мне отец, второй - брат. К этой любви меня привело восхищение обоими и такая приобретенная в долгих занятиях близость, какая, ты скажешь, едва ли бывает даже между знакомыми лично людьми... Но сейчас у меня более важные дела, потому что забота о спасении выше заботы об искусстве слова; я читал то, что меня влекло, теперь читаю то, в чем вижу себе помощь... Теперь мои ораторы - Амвросий, Августин, Иероним и Григорий, мой философ - Павел, мой поэт - Давид..."[Там же. С. 113.] .

Так Петрарка подводит нас к душевному конфликту, который в разное время и в разных формах проявлялся в его сознании. В данном случае речь идет о столкновении классической древности и христианства. Но вот что характерно для Петрарки. Как бы отходя от Цицерона и Вергилия, он обращается не к Фоме Аквинскому или Бонавентуре - самым прославленным теологам высокого средневековья, но к Библии (Давид, Павел) и "отцам церкви" IV - начала V в. (Амвросий, Иероним, Августин), непосредственно вышедшим из античности и еще тесно связанным с ее культурными традициями. Подобный интерес к Библии и раннехристианским авторам характерен и для великого вольнодумца начала XVI в. Эразма Роттердамского, одного из вдохновителей Реформации.

Особенно высоко ценил Петрарка Аврелия Августина (354-430), человека огромной культуры, который наряду с многочисленными богословскими трактатами ("О граде божием" и др.) создал книгу, принадлежавшую к числу самых любимых и почитаемых книг Петрарки. Это "Исповедь" - очень живо и искренне написанная автобиография умного и образованного человека, который, отчасти опираясь на классическую мудрость, приходит в конце концов к христианству. Петрарка настолько любил эту уникальную книгу, что постоянно носил ее с собой. Интроспекция "Исповеди" Августина была понятна и близка Петрарке, в многочисленных письмах которого господствует тот же интроспективный принцип.

К 1342-1343 гг. относится знаменитый трактат Петрарки, написанный в диалогической форме, - "Тайна (Моя тайна), или О презрении к миру", в котором Августин прямо выступает в качестве действующего лица. Он является к Франциску (Франческо Петрарке) в сопровождении Истины, чтобы направить его на верный путь. Олицетворяя суровую мудрость христианской доктрины, враждебной земным интересам наступающего Возрождения, он ведет с Петраркой неторопливую беседу. Искусный в римском красноречии, он пересыпает свои доводы цитатами из Цицерона, Вергилия, Горация, Сенеки и других античных поэтов и философов. Но хотя Августин и цитирует классических авторов, его духовный мир уже далеко отошел от духовного мира эпохи Вергилия и Цицерона, которыми был так увлечен Петрарка. Главное обвинение, которое он предъявляет Петрарке, заключается в том, что "жадное стремление к земным благам" заставляет его "блуждать вкривь и вкось"[Петрарка Ф. Избранное. Автобиографическая проза. Сонеты. М., 1974. С. 94.] . Петрарку обуревают "пустые надежды", "ненужные заботы". Вовсе не помышляя о загробном воздаянии, он полагается на свой талант, восхищается своим красноречием и красотой своего смертного тела[См.: там же.] .

Но любовь к земной суете обычна для множества людей. Проницательный Августин увидел в Петрарке недостаток, который присущ именно ему. "Ты беспомощно мечешься то сюда, то туда, - говорит он своему потрясенному собеседнику, - в странной нерешительности, и ничему не отдаешься вполне, всей душою". Причиной этого, по мнению Августина, является тот "внутренний раздор"[См.: там же. С. 79-80.] , который подтачивает душу Петрарки В другом месте, касаясь душевной болезни Петрарки, Августин называет ее "тоскою" (acidia) или, как называли ее в древности, "печалью" (negritudo). Петрарка не возражает. Более того, он подтверждает эти наблюдения Августина. "И, что можно назвать верхом злополучия, - говорит он, - я так упиваюсь своей душевной борьбою и мукою, с каким-то стесненным сладострастием, что лишь неохотно отрываюсь от них"[Там же. С. 123.] .

Когда же Августин укоряет Петрарку за любовь к суетной земной славе, Петрарка не отрекается от нее. Не отрекается он и от любви к Лауре, которую святой отец готов считать "худшим видом безумия": "Ничто в такой степени не порождает забвения Бога или презрения к нему, как любовь к преходящим вещам, в особенности та, которую собственно и обозначают именем Амор..."[Петрарка Ф. Избранное. С. 179.] (Амор - Любовь). Хотя Петрарка и считает доводы Августина достаточно вескими, он не способен, да и не хочет отречься от Лауры, в чертах которой "сияет отблеск божественной Красоты, чей характер - образец нравственного совершенства"[Там же. С. 158.] и любовь к которой побуждала его "любить Бога"[Там же. С. 170.] .

Если вспомнить, что в некоторых списках диалога "Тайна" существовал подзаголовок "О тайной борьбе моих забот", то становится ясным, что перед нами своего рода исповедь писателя, стремящегося понять самого себя. Появление в диалоге Августина, автора первой литературной исповеди, вполне естественно. Но диалог - это не только заслуженная дань литературным заслугам Августина. Августин и Франциск в диалоге - это живой Петрарка, обращенный одновременно к заветам средневековья и поискам нового времени. Ведь заветы средневековья в XIV в. продолжали повсеместно напоминать о себе. Были они ощутимы и в сознании Петрарки. Из века в век продолжалась проповедь аскетического презрения к миру. Не так легко было отойти от нее. Но уже в XII в. звонкие песни любви пели трубадуры, а за ними и их ученики в разных странах Европы, в том числе во Франции и Италии.

Первый великий гуманист, Петрарка имел тонкую духовную организацию. Были ему присущи и душевные противоречия. Не случайно, наблюдая жизнь людей, он утверждал, что их "стремления и чувства находятся в раздоре с самими собой"[Петрарка Ф. Эстетические фрагменты. С. 115.] . Ощущая в себе подобный раздор, он захотел исследовать свой духовный мир и посмотреть на него как бы со стороны.

Совсем нелегко подвести точный итог беседе Франциска с Августином. Часто голос маститого старца звучит в диалоге уверенно и властно. Часто Франциск отступает под натиском его аргументов и в то же время остается самим собой. Ведь он тот, кто закладывает в Европе основы гуманизма. Разве слава не является заслуженной наградой за достойные труды? И разве любовь не поднимает человека на огромную высоту? Читателю предоставляется право судить обо всем этом самому. Тем более что присутствующая при беседе Истина упорно молчит.

Но в одном значение диалога несомненно. Перед нами замечательный опыт самопознания. Умело используя классический жанр диалога, Петрарка набрасывает выразительный портрет человека, вступающего в новый мир. Сознание его уже лишено той утешительной прямолинейности, за которую ратовали средние века, опиравшиеся на догму. Оно стало неизмеримо более сложным, противоречивым и поэтому динамичным. Его подгоняют сомнения, и в этом отношении Франциск из диалога "Тайна" в какой-то мере напоминает шекспировского Гамлета. Только Гамлет возник на закате Возрождения, и был персонажем трагедии. Петрарка появился на заре Возрождения. У гуманизма было великое будущее. Петрарка не зря бросал в толщу европейской культуры животворные семена.

То было время роста и надежд. И все же, когда Петрарка осуждал свой меркантильный век, в котором "все достается бесстыдным - почести, надежды, богатства, превозмогающие и добродетель и счастье"[Петрарка Ф. Избранное. С. 201.] , он правильно улавливал темные черты нового времени которые неизбежно сталкивались с идеалами человечности и были несовместимы с требованиями "высокого духа". Тут и приобретали злободневный смысл выпады Августина против человеческого эгоизма, заставлявшие глубоко задуматься его собеседника.

Религиозные настроения Петрарки с годами усиливались. И все же, когда его друг Джованни Боккаччо на склоне лет вдруг решил в порыве религиозного отречения отойти от литературы и науки и даже распродать все свои книги, Петрарка в пространном письме от 28 мая 1362 г. решительно воспротивился этим его намерениям. "Ни зов добродетели, ни соображения близкой смерти, - писал он другу, - не должны удерживать нас от занятий словесностью; укоренившись в доброй душе, она и любовь к добродетели разжигает, и страх смерти прогоняет или уменьшает"[Петрарка Ф. Эстетические фрагменты. С. 265.] . Не отрекаясь от науки и литературы, Петрарка оставался самим собой. Он радовался тому, что "в Италии, а может быть, и за ее пределами" он "подтолкнул многих к этим нашим занятиям, которые были заброшены в течение многих веков" (из другого письма к Боккаччо от 28 апреля 1373 г.)[Там же. С. 300.] . Он не считает зазорным рассказывать в письмах о своих восторженных почитателях, превозносящих его как оратора, историка, философа, поэта и даже теолога[См. там же. С. 268.] . Ведь его успех - это успех новой передовой культуры, призванной преобразить мир.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что последним творением Петрарки на латинском языке явилось торжественное (к сожалению, незаконченное) "Письмо к потомкам"[Петрарка Ф. Избранное. С. 9-24.] . Когда Петрарка беседовал с Августином, то был разговор с далеким прошлым. Подводя итог своей жизни, он обращается к будущему. Он уверен в том, что слава, увенчавшая его труды, сделает его собеседником грядущих поколений. И он начинает эту встречу словами: "От Франциска Петрарки потомству привет!" Но зачем нужна эта беседа Петрарке? Что он хочет сказать потомству? Может быть, вслед за Августином он хочет напомнить ему о боге, о благочестии, отвратить его взоры от земных соблазнов? Вовсе нет! Прославленный гуманист хочет рассказать о самом себе, о своей земной жизни и даже о своем земном облике. Как живой человек намерен он предстать перед грядущими поколениями. А что на земле может быть значительнее интереснее человека? И вот он пишет: "Мое тело было в юности не очень сильно, но чрезвычайно ловко, наружность не выдавалась красотою, но могла нравиться в цветущие годы; цвет лица был свеж, между белым и смуглым, глаза живые и зрение в течение долгого времени необыкновенно острое". Не торопясь, излагает Петрарка историю своей жизни, не упуская случая отметить, что всегда ему была "ненавистна пышность", что был он "жаден до благородной дружбы" и что был он "одарен умом скорее ровным, чем проницательным", "преимущественно склонным к нравственной философии и поэзии". С явным удовольствием вспоминает он о том, как был коронован в Риме лавровым венком. Вспоминает и о своей любви к Лауре, хотя и пишет об этом на склоне лет довольно уклончиво.

Между тем ни латинская поэма "Африка", столь восхищавшая неаполитанского короля Роберта, ни другие латинские произведения Петрарки не принесли ему такой прочной и громкой славы, как написанная на итальянском языке "Книга песен" (II Canzoniere), посвященная Лауре. Книга эта принадлежит к числу замечательных образцов европейской лирики эпохи Возрождения. Она стала путеводной звездой для большинства выдающихся поэтов той великой эпохи.

Как поэт, Петрарка нашел себя именно в итальянских стихотворениях "Канцоньере", о которых сам порой отзывался как о "безделках". Ведь они были написаны на простом народном итальянском языке (вольгаре), а не на могучем языке великого Рима. Тем не менее Петрарка не терял к ним интереса, постоянно возвращался к созданиям своей молодости, совершенствуя их, пока в 1373 г. не сложилась окончательная редакция книги, содержавшая 317 сонетов, 29 канцон, 9 секстин, 7 баллад и 4 мадригала.

Перед нами еще одна исповедь Петрарки, только на этот раз исповедь лирическая. В ней запечатлена любовь поэта к красивой замужней женщине, происходившей из знатной авиньонской семьи. Она родилась около 1307 г. и умерла в страшный 1348 г., когда во многих странах Европы свирепствовала чума. Встреча с Лаурой наполнила Петрарку большим чувством, заставившим зазвучать самые нежные, самые мелодические струны его души. Когда Петрарка узнал о безвременной кончине любимой женщины, он записал в экземпляре своего Вергилия: "Лаура, именитая своими доблестями и долгое время прославленная в моих стихах, впервые предстала моим взорам в лета моей ранней юности, в 1327 году, утром 6 апреля, в церкви св. Клары в Авиньоне; и в том же городе, того же месяца и в тот же день и час 1348 года этот светоч был отнят у нашего света, когда я был в Вероне, не ведая моей судьбы"[Веселовский А. Петрарка в поэтической исповеди Canzoniere. Спб., 1912. С. 133] .

Воспевая Лауру на протяжении многих лет, Петрарка, конечно, не мог пройти мимо любовной лирики провансальцев, с которой он познакомился в бытность свою на юге Франции. Не мог он также пройти мимо тосканской лирики "Нового сладостного стиля" и его очень высокого взгляда на любовь. О Данте и Чино да Пистойя он вспоминает как о близких и дорогих ему поэтах ("Книга песен", XCII и CLXXXVIII). У мастеров "сладостного стиля" заимствовал он столь привлекавшую его форму сонета. С ними сближало его и пристрастие к иносказаниям всякого рода. Петрарка охотно играет словами Laura (Лаура), lauro (лавр), l"aura (ветерок) и l"auro (золото). От "сладостного стиля" идет и та идеализация Лауры, которая составляет одну из характерных черт "Книги песен".

При всем том Петрарка уже очень далек от средневековой поэзии своих предшественников. Прекрасная дама тосканцев была лишена плоти и крови. Это ангел, слетевший с неба на землю, это символ божества, олицетворение всех возможных духовных совершенств. В связи с этим и любовь поэтов "сладостного стиля" не может быть названа собственно любовью. Это духовный порыв, стремление к высшему благу, подателем которого является Бог. Взирая на донну, поэт все время видел Бога. У него как бы вырастают крылья, и он покидает землю, исполненный мистического трепета.

Неустанно твердя о целомудрии и добродетели, благородстве и душевной красоте Лауры, Петрарка стремился как можно выше поднять любимую женщину. Он даже уверяет читателя, что любовь к донне ведет его к небесам. Но Лаура все-таки земная женщина. Она не ангел, не отвлеченное понятие. Петрарка с восторгом говорит о ее земной красоте, он слышит ее чарующий голос. По верному замечанию Ф. де Санктиса, "содержание красоты, некогда столь абстрактное и ученое, вернее, даже схоластическое, здесь впервые выступает в своем чистом виде, как художественная реальность"[Де Санктис Ф. История итальянской литературы. М., 1963. Т. 1. С.329.] .

Портрет красавицы пишет для поэта художник Симоне Мартини (LXXVII, LXXVIII). Поэта пленяют ее глаза, золотые волосы и белая рука. Он рад, что завладел ее легкой перчаткой. Даже Амур восхищен тем, как она говорит и смеется. А как прекрасна донна, когда она сидит среди травы, белой грудью припадая к зеленому кусту, или плетет венок, погруженная в свои думы (CLX)!

О, как за нею наблюдать чудесно, Когда сидит на мураве она, Цветок среди травы напоминая! О, как весенним днем она прелестна, Когда идет, задумавшись, одна, Для золотых волос венок сплетая. (Пер. Е. Солоновича)

Обладая очень тонким чувством природы, Петрарка в щебете пташек, в шелесте листвы, в журчании ручья, в аромате цветов находит созвучие своим чувствам (CCLXXIX и др.). Лауру он уподобляет прекрасной розе (CCLXIX), или нимфе, выходящей из прозрачного ручья (CCLXXXI), или белой лани в тени лавра (CXC). В ней как бы воплощена вся прелесть этого цветущего благоухающего мира, овеянного любовью и требующего вечной любви (CCLXXX).

Но у Петрарки любовь неразлучна со страданием. Он то страдает от холодности дамы, оттого, что она не снисходит к его желаниям, то призраки средневековья сжимают его сердце, и он страдает от мысли, что любовь к земной женщине греховна. Тогда он пытается себя уверить, что любит не столько тело, сколько душу Лауры, что любовь к ней побуждает его "любить Бога". Об этом он и говорит Августину в третьем диалоге своей "Исповеди" ("Тайна"). Однако голос земли с новой силой начинает звучать в его сердце, и так повторяется много раз. В сонете "Священный вид земли твоей родной" (LXVIII) отчетливо раскрыт этот внутренний раздор. Желая сделать его еще более ощутимым, более наглядным, Петрарка играет контрастами, нанизывает антитезы, плетет из них длинные поэтические гирлянды. В этом отношении примечателен знаменитый сонет CXXXIV:

И мира нет - и нет нигде врагов; Страшусь - надеюсь, стыну и пылаю; В пыли влачусь - и в небесах витаю; Всем в мире чужд, и мир обнять готов. У ней в плену неволи я не знаю; Мной не хотят владеть, а гнет суров; Амур не губит - и не рвет оков; А жизни нет конца, и мукам - краю. Я зряч - без глаз; нем - вопли испускаю; Я жажду гибели - спасти молю; Себе постыл - и всех других люблю; Страданьем - жив; со смехом я - рыдаю; И смерть и жизнь - с тоскою прокляты; И этому виной, о донна, ты! (Пер. Ю. Верховского)

Петрарка как бы эстетизирует свои страдания, начинает смотреть на мир с какой - то поэтической высоты. Он признавался Августину, что со "стесненным сладострастием" упивается своей душевной борьбой и мукой. Как поэт-аналитик, он находил некоторое удовлетворение в зрелище душевной борьбы. В сущности, "Книга песен" - это прежде всего картина различных душевных состояний Петрарки. В зеркале любви все время отражался его сложный душевный мир, подобно тому как он отражался в многочисленных письмах. А поэтический апофеоз Лауры был одновременно и его апофеозом. Не случайно в "Книге песен" слово Лаура (Laura) так тесно связано со словом лавр (lauro). Подчас стирается даже грань, отделяющая ауру от дерева славы: прекрасная женщина превращается в символ земной славы, которой так жаждет поэт. Любовь и слава приковывают Петрарку к земле. Из-за них утратил он древнее благочестие, освященное авторитетом св. Августина.

В стихах, написанных после смерти Лауры, царит тихая просветленная скорбь. Подчас в них звучат торжественные мелодии. Любовь поэта одухотворилась. Одухотворилась и Лаура, вознесенная в горние сферы. Но по-прежнему в ней много земного обаяния. Она продолжает жить в памяти поэта, он мысленно беседует с ней, подчас ему даже кажется. Что она жива, и он с трепетом ждет ее появления:

Как часто, веря грезам наяву, Забыв, что между нами смерть преграду Воздвигла, я любимую зову И верю, что найду мою отраду. И та, кого ищу, не уставая, То нимфой, то другой царицей вод Привидится, из Сорги выплывая. То вижу - по траве она идет И мнет цветы, как женщина живая, И сострадание в глазах несет. (CCLXXXI. Пер. Е. Солоновича)

В "Книгу песен" включены также стихотворения, не связанные с любовными переживаниями Петрарки. Это патриотическая канцона "Италия" моя (CXXVIII), направленная против междоусобных войн, которые велись государствами Италии, а также упоминавшаяся выше канцона "Высокий дух" (LIII), сонеты, обличающие папскую курию (CXXXVI-CXXXVIII), и др. Подобные стихотворения расширяли идейный диапазон книги, наполняли ее гулом общественной жизни. А любовной истории, составляющей основное содержание книги, они придавали временную конкретность, не позволяя траспонировать ее в условный "вневременный" мир лирических абстракций.

Петрарка любил чеканные, упругие поэтические формы. Особое пристрастие питал он к сонету, требующему безупречного мастерства, строгой, логически ясной архитектоники. Ему доставляло удовольствие возводить стройное здание канцон и оттачивать свою виртуозность на секстинах. Горячий поклонник цицероновского красноречия, он умел быть красноречивым и в поэзии. Риторические фигуры усиливали эмоциональную звучность и нарядность его стихов. Иногда, правда, стихи Петрарки приобретали прециозный оттенок. Именно эту черту его поэзии впоследствии всячески развивали петраркисты. Но певец Лауры бесконечно далек от галантной жеманности своих подражателей. Его поэзия шествует в атмосфере удивительной ясности. Она эмоциональна и одновременно интеллектуальна. Ей присущи изящество, музыкальность и та неподдельная грация, которая характерна для лучших образцов античной лирики.

На склоне лет Петрарка решил еще раз воспеть Лауру в аллегорической поэме "Триумфы" (глава "Триумф любви"), написанной терцинами. Однако поэма, напоминающая философский трактат, получилась громоздкой, тяжеловесной и не выдержала испытания временем.

Известность Петрарки вышла далеко за пределы Италии. В России он был хорошо известен начиная с XIX в. Его восторженным почитателем являлся К.Н. Батюшков. В статье "Петрарка" (1816) он писал: " Надобно предаться своему сердцу, любить изящное, любить тишину души, возвышенные мысли и чувства - одним словом, любить радостный язык муз, чтобы чувствовать вполне красоту сих волшебных песен, которые передали потомству имена Петрарки и Лауры". Итальянского поэта высоко ценил А.С. Пушкин. Он назвал Петрарку среди величайших европейских лириков в своем сонете о сонетах. "С ней обретут уста мои Язык Петрарки и любви", - писал он в первой главе "Евгения Онегина". Стихотворный отрывок из Петрарки служит эпиграфом к VI главе этого романа. В.Г. Белинский не раз с уважением упоминал об авторе сонетов, "исполненных мечтательной любви" (статья "Н.А. Полевой"). В XX в. интерес к Петрарке у нас заметно возрос. На русский язык его переводили К. Батюшков, И. Козлов, А. Майков, И. Бунин, Вяч. Иванов, Ю. Верховский, В. Брюсов, А. Эфрос, Евг. Солонович и др.